— Можете не обманывать меня, — сказал он, расставляя на столе закуски и изящные бокалы на длинных черных ножках. — Я все понимаю. Просто я хотел проверить вас. Поверьте, очень редко встречаются девушки, которым нравится наблюдать это со стороны. Другое дело, когда это происходит с вами… Ну, до этого мы, я думаю, еще дойдем. А пока маленький тост, — профессор откупорил бутылку шампанского и разлил его по бокалам. — Не побоюсь показаться банальным, но предлагаю выпить за вас. За вашу молодость и редкую, я бы сказал, иконописную красоту!
Они чокнулись, и профессор с жадностью, залпом выпил.
— Извините меня, — сказал он, — просто жажда замучила. Вы ешьте, пожалуйста.
Ольга, стараясь не смотреть на него, склонилась над тарелкой. Ей совершенно не хотелось есть, хотя профессор собрал из своих запасов весьма неплохой ужин. Помимо омлета с анчоусами здесь были крабы, спаржа, черная и красная икра, маслины с грибами, тосты с сыром и перцем, а также тонко нарезанный ананас. Все это было красиво разложено на черной посуде в стиле модерн. Но Ольга словно разом лишилась всех пяти чувств. Она была напряжена, как перед трудным экзаменом, только экзаменатор выступал сейчас в несколько странной роли. И на этом экзамене ничего не могло уже спасти ее. Здесь не было счастливых билетов… Профессор налегал на закуски, видимо, набирался сил перед решающим броском. Особенно он увлекся черной икрой. «Источник белка», — цинично подумала Ольга. Ей вдруг стало немного жаль его. Ведь он не может, как Мишель, подойти к понравившейся девушке в библиотеке и уже на следующий день овладеть ею в лесу. Ему приходится все это покупать. И если у него есть на это деньги, значит, он этого достоин. Недостойна в этой истории она, Ольга. Это ее проблемы, почему она сделалась живым товаром…
Профессор вывел ее из задумчивости:
— Вы не откажете мне в таком удовольствии самому вас раздеть? Разумеется, потом вы примете душ — все, как полагается, — но я слишком люблю этот момент… когда куколка превращается в чудесную бабочку…
Он промокнул губы салфеткой, а потом их облизал. Затем он опустился на колени и пополз к Ольгиному креслу. Она сидела, крепко, до дрожи, сжав ноги под салатовой юбкой от костюма-сафари. От страха и отвращения у нее начали стучать зубы. Профессор был уже совсем рядом и собирался боднуть ее плешивой головой в колени. Она боялась к нему притронуться — как будто он мог заразить ее дурной болезнью.
— Рыбочка моя, рыбочка… — хриплым, срывающимся голосом бормотал профессор и наконец обеими руками задрал ей наверх юбку. Под ней он увидел узенькую белую полоску трусов. — Ляг поудобнее, деточка, расслабься… — горячо шептал он, с вожделением поглаживая пальцами золотистую кожу ее ног. Он не торопился. Он словно старался вобрать в себя поглубже эти ощущения… Он снимал по очереди предмет за предметом, делая паузы, отползая и любуясь красотой девичьего тела. Сначала на пушистом ковре оказалась юбка, потом — лиловая футболка, потом — белый открытый лифчик и наконец…