— Я не предатель! Меня увезли силой. Родители посадили в машину и увезли на дачу… Я даже не мог вырваться, чтобы навестить тебя в больнице… — Миша осекся, но было уже поздно.
Ольга резко остановилась и вперила в него уничтожающий взгляд.
— Так, значит, ты знал, что я лежала в больнице? — тихо спросила она.
— Ну, знал… — потупил глаза Миша. — Но я, правда, не мог…
— А теперь — можешь?
— Родители уехали в отпуск… Я подумал, что если тебя взяли во Францию, то значит…
— А если бы не взяли? — снова перебила его Ольга.
— Ну зачем сейчас об этом говорить, — ушел от ответа Левин. — Ведь все кончилось хорошо… То есть я хотел сказать…
— Да, действительно, все кончилось хорошо, — сказала она. — Я даже благодарна этим кагэбэшникам…
— За что?
— За то, что они расставили все фигуры по местам. Извини, я опоздаю на почту. Пока, — и Ольга быстро пошла к остановке троллейбуса.
А Миша остался стоять возле памятника Ленину. Он проклинал себя за слабость. Зачем он только к ней подошел? Зачем завел разговор? Унижался… Подумаешь, парижская красавица. Надо было догадаться, что этим все закончится.
И все же при воспоминании о ее запрокинутой голове с нежным изгибом шеи, о прикрытых в сладкой истоме глазах у него невольно сжималось сердце…
К площадке у памятника приближалась стайка молоденьких хохочущих девиц. Миша знал, зачем они сюда идут и почему смеются. У студентов и абитуриентов университета была такая традиция — подавать милостыню Ленину. Видимо, его поза с вытянутой вперед рукой была понята ими по-своему. Считалось, что это приносит удачу на экзаменах. Именно поэтому у подножия памятника, возле огромного ботинка бронзового Ильича, никогда не переводилась горстка монет. Разумеется, по утрам их сгребал счастливый дворник, которому как раз не хватало на опохмелку, но к вечеру кучка снова нарастала. Девицы с хохотом подошли к постаменту и бросили туда несколько монет. Наверное, это были абитуриентки.
Миша позавидовал их веселому настроению и бодрости. С высоты своего четвертого курса они казались ему просто малыми детьми. Когда-то они с Ольгой тоже кидали сюда деньги. И тоже смеялись. А потом шли на их заветную скамейку пить пиво. Круг замкнулся. Скамейка познакомила их, и на ней же они и разошлись.
Медленно шагая к автобусной остановке, Мишель пинал перед собой пустой молочный пакет и думал: «Вот если бы не эти дурацкие кагэбэшники, тогда…»