К последней неделе июля, Кингсли чуть было не сошел с ума от тоски по Сорену, но он знал, что нет способа поторопить дни или связаться с ним. Он боялся отправлять ему письмо. Священники сортировали и доставляли почту. Кингсли отказался объяснить причину его травм. Никто никогда не беспокоил Сорена, если в этом не было необходимости. Поэтому Кингсли был бы единственным студентом, отправившим ему письмо за все лето… нет, слишком рискованно. Он не мог позвонить, не мог написать, поэтому он ждал и молился. Прошло много дней и ночей, и его тело полностью зажило. Настолько полностью, что он наконец-то чувствовал себя комфортно снова полностью раздетым.
В конце июля он и Джеки, зубрилка, но красивая рыжеволосая сестра квотербэка, лежали в ее спальне однажды в среду вечером, когда ее родители уехали отмечать свой юбилей. Тот вечер был ничем не примечательный, на самом деле. Ничем не примечательный, кроме одной вещи, одного акта, который пришел в качестве ответа на его невысказанные молитвы.
Джеки прокладывала дорожку из поцелуев от его бедра к шее.
- Мы можем сделать кое-что другое? - прошептала она, покусывая мочку его уха.
- Что угодно, ma chérie. Все, что пожелаешь…
Он специально подчеркивал свой французский акцент с американскими девчонками. Большинство мальчишек, он знал, накачивали подружек пивом, чтобы заставить их раздвинуть свои стройные бедра. Кингсли нужно было всего несколько слов по-французски.
- Я хочу сделать то, чего ты никогда ни с кем не делал.
Кингсли улыбнулся в потолок. Перевернувшись, он бросил Джеки на спину, прижав ее открытые ноги своими коленями. Он позволил головке своей твердой плоти легко ласкать ее набухший клитор. Она ахнула и гортанно засмеялась.
Вытянув руку, девушка указала вниз на пол. Кингсли удивленно приподнял бровь.
- Под кроватью, - сказала она.
Он наклонился и приподнял простыню. Из-под кровати он вытащил пластиковый тюбик с какой-то жидкостью.
- C’est quoi?
- Мой отец врач-гинеколог. Это называется K-Y* (речь идет о вазелине или, предположительно, гель-смазке фирмыJonson&Jonson). Я слышала, как он рассказывал маме, что с этим делают некоторые люди.
- Ты же знаешь, что сейчас я учусь в католической школе. – Кингсли снова приподнял бровь. - Содомия не одобряется.
- Ну и..? – переспросила Джеки.
Не говоря ни слова, Кингсли перевернул девушку на живот, поставил на колени, покрыл прохладной жидкостью и начал входить в нее. Он застонал глубоко и громко, от давления вокруг него, от тесноты. Джеки извивалась под ним и схватила его за руку.
- Ты уже делала это раньше, – сказал Кингсли, отметив, с какой готовностью она приняла его внутрь себя.