Мидас взял мое лицо в ладони — как тогда на поляне, и я снова вцепилась в его свитер руками. Потянулась к нему — сама. Он наклонился стремительно, так же порывисто накрыл мой рот губами. Мы сплелись языками — сладко, до дрожи возбуждающе. Я ощущала эту дикую пульсацию у себя внутри, острейшее нетерпение соединиться, слиться…
Третий прижал меня сильнее, впечатал в стену. Я уже гладила его спину под свитером, ощущая, как перекатываются под ладонями мышцы, он же прижимал меня к себе за ягодицы, и я неосознанно терлась об него, наслаждаясь ощущением…
Я так хотела его — тут, сейчас, что отнимало ноги. Дернула молнию на его брюках, затем на своих. Третий крепче подхватил под ягодицы, я обняла его талию ногами. О том, что диван в двух шагах, о том, что нужно предохраняться, о том, что пришла сюда по делу — забыла напрочь. Задрожала всем телом, когда он одним движением скользнул внутрь.
Третий же, со свистом втянул воздух, задвигался — порывисто, мучительно сладко. Я не успела закрыть рот, как мгновенный, острейший, внезапный оргазм прокатился по телу — пробирая до костей, заставляя кричать и брыкаться.
Кажется, потом я бессвязно бормотала, стонала, шипела сквозь зубы что-то невнятное, а Третий жадно впивался в мои губы.
Это было сумасшествие, наваждение, похоть такой силы, что сводило зубы. Я сорвала голос, искусала Третьему рот и шею, а когда очередная волна: тягучая, сладчайшая, накрыла меня с головой, вцепилась ему в волосы и почти отключилась. В глазах мелькали черные точки, но я услышала, как он запульсировал во мне, как тихонько застонал…
Я пыталась дышать, но сердце билось рывками — то частя, то замирая. Мы полулежали на полу в прихожей. В голове было так пусто, а в теле так одуряюще томно, что не хотелось шевелиться. Подумать хотелось о многом и в то же время — ни о чем.
Возле головы Третьего валялись мои ботинки, и это зрелище заставило вспомнить о цели визита.
Воспоминания, пусть и не сразу, но вернули с небес на землю.
Реальность виделась гадкой, а произошедшее в этом коридоре — насмешкой судьбы. Той самой каверзностью, какой славилась вселенная, и я в очередной раз оказалась права — невозможно предусмотреть всего.
Осознала, что теперь, после случившегося, моя просьба будет звучать особенно неуместно. Когда ехала к нему, планировала умолять, грозить, требовать, а теперь вот — и просить противно.
— Где ванная? — спросила, отвернувшись, и собираясь быстро привести себя в порядок, чтобы навсегда убраться из этого заколдованного дома.
— Через кухню, направо, — лениво ответил Третий.