Глэсс закрыла глаза, ожидая жгучую боль. Ее нервы кричали, поскольку они потеряли контакт с ее рукой.
— Прекрасно. — голос Люка вмешалсяв ее мысли. Глэсс посмотрела вниз и увидела, что браслет был разделен на две аккуратные половинки и ее запястье было свободно.
Она вздохнула, ее дыхание было неровное.
— Спасибо.
— Не за что. — он улыбнулся ей, его рука все еще сжимала ее руку.
Никто из них не сказал ни слова, когда они выскользнули из мастерской и начали идти по своему пути обратно к СкайБридж.
— Что случилось? — прошептал Люк, когда он вел Глэсс из-за угла, а потом по лестничному пролету, темнее, чем что-либо на Фениксе.
— Ничего.
В прошлом, Люк бы уже протянул руку, взял ее подбородок рукой и смотрел ей в глаза, пока она не хихикнула бы. «Ты ужасный лжец, Рапунцель.» — сказал бы он, ссылаясь на сказку о девушке, чьи волосы росли, когда она лгала. Но на этот раз ложь Глэсс испарилась в воздухе.
— Так, как ты? — спросила она, наконец-то, когда она не могла больше терпеть груз тишины.
Люк оглянулся через плечо и поднял бровь.
— Ой, ты знаешь, помимо того, что бросил девушку, которую любил, а затем моего лучшего друга казнили за фиговое нарушение, я бы сказал, не так уж плохо.
Глэсс поежилась, когда услышала его слова. Она никогда не слышала такой горечи в голосе Люка раньше.
— Но, по крайней мере, у меня есть Камилла…
Глэсс кивнула, но, когда она украдкой взглянула на знакомый профиль Люка, осколки негодования, острые и опасные, собрались в ее голове. Из-за чего, он думает, ее заключили? Почему он не был более любопытным и удивленным? Неужели он думает, что она была таким ужасным человеком, что была спобона совершить нарушение?
Люк резко остановилась, в результате чего Глэсс наткнулась на него.
— Извини. — пробормотала она, пытаясь восстановить равновесие.
— Твоя мама знает, что случилось? — спросил Люк, поворачиваясь лицом к ней.
— Нет. — сказала Глэсс. — Я имею в виду, она знала, что я была заключенная, но она не может знать о миссии на Земли. Канцлер дал ясно понять, что операция была совершенно секретной. Их родители не будут проинформированы, пока он не будет уверен, что их дети выжили…или пока Совет не будет уверен, что они никогда не вернуться.
— Это хорошо, что ты увидешь ее.
Глэсс ничего не сказала. Она знала, что он думал о своей матери, которая умерла, когда ему было всего двенадцать, и именно поэтому он перестал жить со своим, тогда восемнадцатилетним, соседом Картером.
— Да. — сказала дрожащим голосом Глэсс. Она была в отчаянии, потому что, даже без браслета, охранникам не нужно много времени, чтобы выследить ее. И неизвестно, увидит ли она свою маму. Что более важно? Попрощаться? Или защитить ее маму от боли, которую чувствует мать, когда видит, как ее дочь ведут на неминуемую смерть? — Мы должны продолжать идти.