– Постой, Маш, погоди… – Белов перебил сестру на полуслове. – Можешь ты спокойно рассказать, что случилось?
Маша перестала хныкать и закивала:
– Могу, могу… Только врач запретил тебя волновать…
– Говори уже, – рыкнул Миша.
– Ты в аварию попал. Как раз перед Новым годом. С подругой своей. Ну, с той, рыжей. Вы по трассе ехали. С второстепенной дороги грузовик вылетел. Ох, да мне же говорили, как он называется, да я забыла… МАЗ, что ли? Или КамАЗ… или…
– Не суть, продолжай!
– Да что там продолжать-то? От машинки вашей одно воспоминание осталось. Водитель МАЗа пьяный был, ох как же это… в дюпеля, вот. Ты чудом жив остался, но в сознание так и не пришел. Кома… Три месяца ты здесь. Мать все глаза выплакала. Я приехала. А во вторник вот ещё дядя Володя умер… Ох! Напасть-то какая! О-о-о-о… У-у-у-у… Порча! Не иначе как! У-у-у-уу… О-о-о-о…
– Да погоди ты реветь! – одернул Миша сестру. – С Олесей что? С Сазоновой? Говори! – Белов приготовился услышать то самое. Самое страшное. После чего уже не будет даже робкой надежды. Миша замер. Стиснул зубы. Он должен знать!
– Её… Её… не нашли… Трупа не нашли… – пробормотала Маша.
– Что значит, не нашли? – Белова обдало холодом. – Как не нашли?
– Не нашли. Искали, искали, да так ничего и не нашли, а потом ещё один полицейский сказал…
– Маша!
– А?
– Ты можешь сделать кое-что для меня?
– О! Родной мой! Конечно! Конечно!
– Не могла бы ты… оставить меня одного ненадолго?
– А? Э-э-э… А зачем? – Миша выразительно посмотрел на сестру, и та сдалась. – Ну ладно. Если ты так хочешь… Я буду в коридоре, – Маша нехотя вышла из палаты и осторожно притворила за собой дверь.
Миша устало закрыл глаза. Попытался сжать кулаки, но сил не хватило…
Авария… Как? Когда? Он ничего не помнил. Ни-че-го! Да как такое вообще может быть? Кома… Три месяца. Три месяца! О, Матерь Божия! Всё это время он был тут, в больнице, а Красный броневик – всего лишь плод его воображения! Фантазия, нелепая и пугающая. Не может быть. Нет, нет, нет! И Владыка, и фашисты, и их с Олеськой близость – всё казалось таким реальным! Таким настоящим…
Выходит, всё это просто сон. Бредовый сон. Сон, и ничего более…
Белов тяжело вздохнул и осмотрелся. Упрямое сознание отказывалось принять очевидный факт. Но, увы… Белые стены, белый потолок, белая постель… Ничего красного. Никаких тебе плакатов, никаких лозунгов. Даже как-то непривычно…
Рядом с кроватью – тумбочка. Тоже белая. Единственное яркое пятно – букет пожухших желтых хризантем, втиснутых в обрезанную пластиковую бутылку, да россыпь разноцветных открыток… Миша протянул руку и взял верхнюю: «Поправляйся скорее, Мишаня! Мы тебя любим и ждем!» и подпись – «Кафедра экспериментальной физики»…