— Я о вас, товарищ полковник. Вы все же мозговой центр отряда, стратег наш, отец родной, а мы кто? Всего лишь исполнители. Нам отдали приказ, мы и пошли.
— Значит, тебе можно, мне нет?
— Я считаю, что да.
— Ладно. Пей и закусывай яблоками. Извини, больше ничего нет.
— Это ерунда, поужинаю в столовой. — Смирнов залпом выпил водку, поставил стакан на столик.
Яблоки ему не пригодились. Он достал пачку сигарет и вопросительно посмотрел на командира отряда.
Тот покачал головой, прошел к окну и открыл форточку, хотя в кабинете работал кондиционер.
— Кури, чего уж теперь.
Смирнов щелкнул зажигалкой, затянулся, выпустил облако дыма в сторону форточки и заявил:
— Вот сейчас совсем хорошо.
— Если хорошо, то давай рассказывай!
— Уточните, пожалуйста, о чем конкретно?
— О ваших отношениях с Галиной Павловной Авдеевой.
— Так вы ведь все уже знаете.
— Я слушаю, Боря.
— Да мне и рассказать нечего.
— Слушаю!
— А с чего начать-то?
— С самого начала и до момента расставания.
— Хорошо, но вам-то это зачем? Нет, мне скрывать нечего, но все же это личное.
— Если личное, то я попрошу Авдееву поделиться воспоминаниями. Мне надо знать о своих подчиненных все!
— Авдееву беспокоить не надо. Сам расскажу, если эта история так вас заинтересовала.
Смирнов закончил повествование быстрее, чем докурил сигарету.
— Это все? — спросил Северцов.
— Так точно! А вы думали, что у меня с ней долгий и бурный роман был?
— Да, Боря. Скажи-ка, тебе никогда не было стыдно за этот, честно говоря, подлый поступок?
— Вот только упрекать меня не надо, товарищ полковник. Сами слышали, все происходило как во сне, в пьяном угаре. Да еще базары ребят о том, что Галя… Но я уже говорил об этом. Вот и сдернул, о чем, между прочим, сейчас глубоко сожалею.
— Извинился хоть?
— А куда бы я делся, встретив ее? Конечно, извинился.
— Она что?
— Поначалу типа шел бы ты туда, куда свинтил после выпуска, а вот сегодня, когда бой закончился, другой базар пошел.
— О чем?
— А вот это уже не скажу. При всем моем уважении к вам.
Северцов улыбнулся.
— Правильно, не надо. Понятно, что, после того как ты спас ее и медсестер, отношение Авдеевой к тебе круто изменилось. Уверен, что и у тебя к ней.
— У меня оно изменилось раньше.
— Серьезно?
— Я не человек, что ли? Я умею признавать свои ошибки.
— Только очень редко.
— Это зависит от того, каковы они.
— Философ.
— Это Соболь философ. Он может такую речь задвинуть, что диву дашься. Откуда у него это?
— Надеюсь, изменение отношений не повлияет на твою дальнейшую службу.
— Так вот почему вы расспрашивали. Для вас главное, останусь ли я полноценным бойцом группы, а не то, что может быть с Галей.