— Между прочим, — говорит Эд, — я считаю, что искусство — это классно.
Я держу Люси за плечи, хотя от одного прикосновения к ее коже по рукам бежит огонь. Ну и пусть. Дорога несется под колесами, с той же скоростью в голове несутся мысли. Они бегут от головы к рукам, и потом руки будут похлопывать, до тех пор, пока я не вытащу мысли наружу — в рисунки.
— Я считаю, что искусство — это классно.
Это мысль первая.
Мысль вторая — о моих планах махнуть через забор, если б нас с Бет застукали в саду. Я веселел, зная, что объяснения с ее отцом мне не грозят. Я никогда не думал, каково ей придется.
Мысль третья — о Люси, как она щелкает браслетом и ходит туда-сюда. Все время суетится, словно ей пора уходить. Я хочу, чтоб она хоть минутку постояла на месте. Постояла спокойно и поделилась неожиданными идеями, которые приходят ей в голову.
Мысль четвертая — про то, как она сказала, что у нее это будет с Тенью. Я, понятное дело, за, но вряд ли такое случится: как только она узнает, что я Тень, предложение утратит силу. Любой вариант проигрышный: пока я честно не расскажу ей все как есть, между нами ничего быть не может, но если я честно расскажу все как есть, рассчитывать мне не на что.
Однажды мы разгружали краску, и вдруг Берт сказал: «С женщиной надо быть бережным». «Я хорошо отношусь к Бет», — не понял я.
Он взглянул из-под косматых бровей, которые никогда не переставали двигаться, и продолжил: «Честным нужно быть. Валери говорит, все, что ей нужно, — это немного тепла и правда». — «Если я признаюсь Бет, что я Тень, она взбесится. Решит, что я слишком рискую». «Ты молчишь не поэтому. Ты молчишь, потому что картины на стене скажут ей то, что у тебя здесь», — сказал Берт, стукнув пальцем по моей голове.
***
— Теперь налево, — командую я. — Там есть рисунок.
Я нарисовал его, когда Бет вернула мне вещи. Привидение в банке. Люси озирается в поисках рисующих теней, и только потом глядит на стену. Я стою позади и смотрю, как она смотрит. Кажется, что с меня сползает кожа. Обернись Люси сейчас, я буду перед ней как на ладони... и она сразу все поймет.
Ничего такого не происходит. Едва взглянув на меня, она смотрит на стену, и говорит:
— У тебя бывает такое чувство?
Я молчу, потому что любое слово выдаст меня с головой.
— Будто ты попался и крышка наружу крепко завинчена? — продолжает она.
Крышка завинчена крепко-накрепко, но дело не в этом. Банку нельзя открыть. Ее можно лишь разбить вдребезги. Расставшись с Бет, я чувствовал себя запертым в магазине. Мне хотелось одного — рисовать. Магазина не стало после смерти Берта, а я угодил в ловушку похуже — безденежье. Указываю Люси на отверстия в крышке.