В этом и сила инерции, и приверженность к системе, которая в глазах представителей правящего класса оправдала себя как наиболее способная защитить его.
Ф.Э. Дзержинский был не просто дисциплинированным исполнителем партийных решений, но человеком, который оказывал существенное влияние на их принятие, прежде всего в области карательной политики. Он, как и большинство тогдашних коммунистов-политиков, переоценивал возможности волевого воздействия на социальные процессы. Методология их мышления и действия определили ценностные приоритеты и пути деятельности всего государственного аппарата. Все большее внимание они уделяли контролю за общественными процессами и управлению через государственные структуры. Создание и совершенствование советской политической системы шло в условиях борьбы между сторонниками и противниками новой власти. Дзержинский писал 8 января 1923 г.: «Чтобы наша система государственного капитализма, т(о) е(сть) само Советское государство не обанкротилось, необходимо разрешить проблему госаппаратов, проблему завоевания этой среды, преодоления психологии и вражды. Это значит, что проблема эта может быть разрешена только в борьбе… Борьба с этой частнособственнической стихией, держащей в руках все наши административные и хозяйственные аппараты, возможна лишь при условии сознания этой опасности и сознания необходимости этой борьбы с намеченным направлениям, как борьбы с Деникиным, Колчаком и другими генералами, как борьбы с с(оциалистами)р(еволюционерами), меньшевиками и всей прямой контрреволюцией».[83]
Огосударствление партии большевиков привело к тому, что, «воплотившись в государственный аппарат, она была вынуждена представлять и защищать и особенные государственные интересы, которые, развиваясь, все более отчуждали большевиков от их первоначальной задачи защиты интересов рабочего класса и трудового крестьянства. Большевистская партия перестала играть традиционную для политической партии роль посредника между обществом и государством. Общество оказалось беззащитным перед тандемом «партия — государство». Возросшая роль партийных лидеров приобрела большее значение, ибо «при отсутствии концепции разделения властей и институтов системы управления ведущая роль партии в обществе превратилась в ведущую роль лидеров над самой партией».[84]
Даже в проведении карательной политики при широчайших правах чрезвычайных органов решающее слово принадлежало партийным структурам. Когда анализируется практика судебных органов Советской республики в 1917–1926 гг., то следует иметь в виду, что всякому судебному (как и внесудебному) постановлению предшествовала партийная директива. Судьи не были свободны в принятии решений. И пример в этом подавало Политбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б). Вот некоторые вопросы, рассмотренные на заседаниях Политбюро: об освобождении анархистки Таратута.(2 февраля 1922 г); о приговоре по делу Киевского «Областного центра действия»(9 апреля 1924 г.); о судебном процессе белогвардейцев в Армавире и о приговоре Амурского губсуда по делу о контрреволюционном восстании в Благовещенском уезде (3 июня 1924 г.); о приговорах судов по политическим делам (3 июля 1924 г.); о немецких студентах, обвиняемых в терроризме (13 марта 1925 г.); предложение Менжинского о передаче в суд дела эстонских шпионов (22 октября 1925 г.).