Эмерсон спрашивал: «Какие вопросы нововведений, нравов, экономики, философии, религии, стиля, образа жизни он не решал? Знания какой тайны он не показывал? О какой службе, должности или области человеческой деятельности он не вспомнил?.. Какая девушка не сочла его утонченнее самой себя? Какого мудреца не превзошел он в проницательности?»
Есть и те, кто подобно Гарольду Блуму утверждает, что вся система англоязычного восприятия мира, а может быть даже вся система восприятия сегодняшнего мира со времен Шекспира была сформирована им и уже от него она распространилась на все остальные языки Возрождения.
Стратфорд-на-Эйвоне во многом определил язык Шекспира. Во второй половине XVI века там проживало полторы тысячи человек, и Шекспир как сын местного коммерсанта, ведущего со всеми дела, с ранних лет был знаком с жизнью высшего и низшего сословий, относясь при этом к представителям среднего. Местный язык был по-прежнему грубоватым, с явным древнеанглийским произношением, и на слуху с самого детства были древние корни английского языка.
В местной классической гимназии, которую, как мы можем предположить (даже несмотря на отсутствие об этом точных сведений, столь досадное для исследователей его творчества), Шекспир посещал, проходили мастеров античной литературы: Цицерона, Вергилия, Горация и Овидия. Учителя, скорее всего, преподавали на английском, а их словарный запас был сдобрен античными образцами и включал тысячи французских слов. В старшем классе стратфордской школы, в той самой аудитории, в которой латинский язык преподается по сей день, наверняка говорили только на латыни; говорить по-английски запрещалось. Особое влияние оказали на Шекспира «Метаморфозы» Овидия, и предположение Джонсона о том, что он владел «немного латынью и того меньше греческим», представляется слишком строгим в том, что касается латыни. Французскому и итальянскому он, скорее всего, научился несколько позднее: это весьма вероятно, если учесть его способности к подражанию, многонациональный характер Лондона, куда он переехал, и влияние тех аристократов, что побывали в этих странах.
С письменным английским он также был хорошо знаком – по Библии. Хотя его отца и критиковали во всеуслышание за небрежность в посещении церкви, но для Уильяма, как и для любого другого мальчика его возраста и происхождения, увиливать от посещения церкви не представлялось возможным. Дома у них, по-видимому, была Епископская и затем Женевская Библия. В каждой приходской церкви была Большая Библия на основе Библии Мэтью, а та, в свою очередь, основывалась по большей части на переводе Тиндейла; предисловие к ней написал Томас Кранмер, и она стала повсеместно известна как Кранмеровская. Шекспиру была знакома и Книга общей молитвы – официальный молитвенник Англиканской церкви.