Знаменский. Попытаюсь.
Воронцов. Был молод и красив. Пел так, что зал сходил с ума. И, между прочим, без микрофона во рту, как нынешние! Жизнь рисовалась сплошным триумфом... Но искусство — нескончаемый труд. А я женолюбив и жаден до удовольствий. Были поклонницы, были деньги, но хотелось все больше... Начались левые концерты, — изредка, потом чаще. Стал чем-то вроде антрепренера, сколачивал труппу, организовывал гастроли, даже конферировал немножко. Словом, зарвался... И вот — суд, скандал, несмываемое пятно на имени. Три года за решеткой... Вышел — кто не здоровается, кто сочувствует с гаденьким любопытством во взоре. Все рухнуло. Встречи со старыми друзьями резали ножом...
Знаменский. И вы не пытались вернуться на сцену?
Воронцов. Пытался, Пал Палыч. Но прежние завистники получили козырного туза в руки! Меня третировали, как могли. Где было петь? В киношке перед сеансом? Какая-нибудь давняя знакомая вдруг кидалась к эстраде с истерическим воплем: «Боже, это Евгений Воронцов!»... Опустим жестокие подробности, дорогой Пал Палыч. Я — на свалке, этим все сказано. В конце концов, мог просто спиться и умереть под забором. Но выстоял... И глубоко-глубоко еще доживает в смертных муках артист!..
Знаменский. Нет повести печальнее на свете... (После паузы.) Однако дело есть дело. Должен получить от вас подробные разъяснения но всем пунктам составленного нами акта.
Воронцов. Какого именно?
Знаменский. Того, который вы подписали при изъятии болванок, стружки и обтирочных концов.
Воронцов беспокойно взглядывает на часы.
Знаменский. Спешите?
Воронцов. Честно сказать, сердце не на месте... Возможно, сочтете это причудой холостого чудака, но — кот двое суток не кормлен! Загулял, негодяй, и пропал.
Знаменский. Где двое суток, там лишний час не в счет.
Воронцов. Мне казалось, казенное время истекло.
Знаменский. Бог с ним, со временем, мы только-только разговорились!
Лёля и Ляля стоят на улице на прежнем месте встречи с Воронцовым.
Леля. По-моему, двадцать минут — предел, даже для Евгения Евгеньича со всеми его государственными заботами!
Ляля. Главное — так упрашивал! А теперь неизвестно, что и делать, весь вечер из-за него испорчен.
Леля. Пошли! У Станиславского знакомый администратор, еще успеем.
Быстро уходят.
Криминалистическая лаборатория. Кибрит и только что вошедший Томин.
Томин. Здравствуй, чужая невеста! Еще трудишься?
Кибрит. Кончала для Пал Палыча графологическую экспертизу. Пятнадцать раз «В. Бах», и все по-разному. С умыслом, но неумело.
Томин.