Стрельцы стали подыматься.
Один из них, подымаясь, взял секиру и пошел с ней к рогаткам. Полозья на морозе визжали звонко.
Стрелец, направившийся к рогаткам, сказал оттуда несколько секунд спустя:
— На тройках валят. Гляди, братцы, теперь как бы и то чего не вышло. Фитили зажгли бы.
И вдруг повернулся, и пошел обратно к тому месту, где сидел и где остался лежать на снегу его мушкет.
Идя, он сказал:
— Кабы не воры… Кому в ночь…
И, кряхтя, нагнулся за мушкетом.
И остальные стрельцы тоже нагибались и брали мушкеты.
Мушкеты были фитильные.
Они стали зажигать фитили у запалов, выгребая из костра угольки, кто прямо руками, кто веточкой.
Потом все направились к рогаткам, переговариваясь на ходу:
— Еще сколько их там?
— Небось, не двое и не трое, когда на двойках, тройках…
И еще говорили что-то. Голоса раздавались невнятно. К скрипу и визгу саней теперь примешались крики едущих на них. Сначала ничего нельзя было разобрать в этих криках, а потом стало слышно:
— Отпирай улицу!..
— Эй, ироды!
Топотали лошади. Один из стрельцов сказал:
— Сбруя с набором. Ишь звякает.
Сквозь топот лошадей, сквозь скрип полозьев, когда на санях переставали кричать, доносилось мерное позвякивание,
как обыкновенно звякает сбруйный набор при быстрой езде.
— Держись, братцы! — закричал вдруг во весь голос старший стрелец, тот самый, что рассказывал, как патриарх кого-то выгнал из церкви.
Выставил вперед левую ногу, отставил правую и поднял мушкет к плечу.
Передния сани были теперь всего в нескольких шагах. Лошади храпели и тяжело дышали. Кто-то высокий стоял на санях с чем-то блестящим в руке.
Разом закричали теперь и в санях, и стрельцы у рогаток:
— Стой! Чьи вы?
— Отворяй улицу!
— Пропускайте, иродовы души!
— А приказ слыхали?
— Может, вы воры?
— Кто? Мы! Ах, ты! Да я тебя самого за бороду в приказ.
Стрельцы разглядели теперь, что у высокого человека, стоявшего в передних санях, в руках пистолет с медным стволом.
Лошади остановились сами, но так близко около рогаток, что их морды оказались с той стороны рогаток. Одна рогатка затрещала.
Стрелец, стоявший за этой рогаткой, замахнулся на лошадь прикладом. Она подалась к саням, поджимая зад. Сидевшие в санях нахлестывали лошадей концами вожжей и кнутом. Но они вместо того, чтобы опрокинуть рогатки, стали пятиться и почти вылезли из хомутов.
Стоявший в санях человек выпрыгнул на снег и побежал к рогаткам.
— Кто тут старшой? — крикнул он. — А узнал! — через минуту опять прозвучал там его голос.
Старший стрелец, который не успел назвать себя, как его схватила за бороду рука в шелком расшитой перчатке откинулся, отведя назад и руку с мушкетом, чтобы не выстрелил как-нибудь.