Она и действительно убежала, не дождавшись конца церемонии. И хорошо сделала, потому что…
Но Молчанов, когда вспомнил потом об этом её бегстве из залы, где происходила церемония, не думал никогда, что она сделала хорошо. Церемония оканчивалась обыкновенно неистовой вакханалией в честь «Падшего» и ради него.
Потом она и её отец совсем куда-то исчезли.
Молчанов никак не ожидал, что найдет их в Москве.
Если бы не она, если бы, встретив ее и найдя ее такою же прекрасной, как раньше, он не спросил, где они живут, ему, вероятно, пришлось бы совсем нехорошо.
Скрипнула дверь, и в узенькую дверь протиснулся Филин в круглых своих очках.
С Сарой Молчанов держался как равный с равной. Иногда он даже забывал, что она еврейка.
Отцу же её он говорил ты. Сказать ему «вы», к чему он привык в Польше, попав в общество тамошних панов, он не мог, хотя бы и ради Сары.
К Саре, впрочем, у него не было никакого глубокого чувства, и он ее больше любил в нарядном бальном платье, чем, когда встречался с нею у неё на дому…
Войдя, Филин низко поклонился Молчанову.
Потом, он приложил обе руки к щеке, приблизительна в том месте, где предполагалась у Молчанова рана, и закачал головою.
— Ай-ай-ай! — заговорил он, причмокивая и присвистывая.
Казалось, ему самому стало больно.
— И кто же это? — спросил он. — Пан такой хороший фехтовальщик. Вы что говорите?
И он быстро повернулся к Молчанову и приставил к уху ладонь, держа ее ребром сзади уха.
Он был глух.
— Пока ничего, — сказал Молчанов, — а сейчас скажу. Дай мне, пожалуйста, вина что ли. Только покрепче этого.
— Зараз, — сказал Филин. — Но дайте же мне на вас посмотреть. Боженьки мой! Да, пан весь в крови.
И он сморщился и охнул, опять чмокнув губами.
Потом он спросил, ткнув себя пальцем в щеку:
— И это вас только тут?
И опять спросил, указывая тем же пальцем на кровавые пятна на рукавах кафтана Молчанова. И сейчас же, не дождавшись ответа, снова спросил:
— И вы так, без шубы? В такой холод?
— Шубу я им оставил, — сказал Молчанов.
Филин закачал соболезнующе и вместе сокрушенно головою:
— Так-так, понимаю.
— Было человек с десяток.
— Ой!
— А осталось, должно быть, семеро. Да! Только сейчас вспомнил… Сара! Дайте мне еще тряпку.
И, вынув рапиру из ножен он приставил ее к столу острием вниз. На рапире были бурые пятна.
— Это кровь! — воскликнул Филин, приседая и глядя на пятна на рапире. — Ой-ой-ой-ой!
Он схватился обеими руками за голову.
Молчанов вынул из подсвечника свечу и, нагнувшись с табурета, осветил рапиру.
Держа концы пальцев крепко прижатыми к вискам, Филин заговорил, отворачивая голову, чтобы не видеть кровавых пятен: