Под аркой теперь было совсем темно. Луна поднялась выше и светила через край стены на дорогу, по которой приехали запорожцы.
Запорожцы переглянулись, натянули поводья, и один из них крикнул:
— Да, ты, что-ж, твоя милость, ты, может, думаешь, что мы вдвоем бросимся на весь город?
— А хоть бы вас и совсем не было, — проворчал Урус из-под арки, — мы его и без вас убережем. Тут тебе не Тушино.
— Тушино — не Тушино, — сказал запорожец, — а, небось, он не ваш, а наш. Миром мазанный. Он, небось, христианин. А так-то ты его слуг принимаешь?
Под аркой несколько голосов заговорило разом:
— Ведь божились…
— Что они не крещеные, что-ль? Станут Господне имя зря…
— Княже, может, и правда от какого боярина…
— Спосылать бы кого на царский двор…
И потом кто-то резким голосом крикнул:
— Эй, молодец, а ты скажи, как твоего пана имя, звание?
— А звать нашего пана Молчанов! — крикнул один из запорожцев.
Под воротами опять заговорили, но вполголоса.
Трудно было разобрать, о чем говорят там.
Запорожцы подумали, что, должно быть, у царика дела не совсем хороши: у них, у запорожцев, этого не водилось, да и ни в одном войске не водилось, чтобы простые рядовые казаки где-нибудь на карауле в присутствии начальника караула советовались между собой так, как сейчас советовались караульные Уруса.
Запорожцы слышали среди других голосов и голос Уруса. Но, судя по тону его голоса, он не сердился и не старался водворить порядок: он тоже советовался.
Голоса под воротами стихли, и опять вышел Урус. Сердито он спросил, мотнув головой вверх:
— Какой это Молчанов?
— А что еще в Тушине был… с Салтыковым…
— Пропустишь, что ли?
— Проезжайте, — так же сердито сказал Урус.
Молчанов с собой привел в Калугу действительно около сотни казаков.
Он им платил хорошее жалованье — из Азейкиной казны.
После того, что произошло на Азейкином постоялом дворе, оставаться в Тушине Азейке было невозможно.
Но нельзя было также и уйти в бега, имея охрану всего из семи запорожцев.
Не случись того, что случилось, Молчанов мог бы спокойно двинуться в путь, сопровождаемый этими семью запорожцами.
Но дело осложнилось так, что, казалось, никак не выпутаешься из создавшегося положения, когда по приказанию Молчанова запорожцы обезоружили и перевязали приказных стрельцов.
От стрельцов можно было бы отделаться гораздо проще. У Молчанова едва было не сорвалось слово, равносильное для стрельцов смертному приговору.
Но он вовремя сдержался.
Было легко перебить стрельцов и самим бежать. Но тогда бегство его и Азейки скоро открылось бы. Была бы наряжена погоня, и их где-нибудь настигли бы.