Когда мы вернулись к столу, маньяк с улыбкой признал, что уже утомил бедную Лидию своими разговорами, и предложил сделать change (он произнес это слово на манер ливерпульского докера, когда тот не говорит, а в е щ а е т в пабе после принятия соразмерного количества эля). Болезная столь проворно поднялась, будто четверть часа сидела на кнопке, и я, как галантный кавалер, поддержал ее. Пан Гжегош крякнул от удовольствия, получив в пользование свежие уши, и тоже взял Агнешку за руку. Теперь-то я знал, почему он так делал – чтобы они не убежали.
– О чем же вы так мило беседовали? – осведомилась Лидия, держа меня на почтительном расстоянии.
– О чем можно разговаривать с ребенком – о конфетах, игрушках, мороженом, – ответил я.
– Что-то больно грудастый ребенок тебе попался, – сказала Лидия.
– Какой был, – вздохнул я.
– Теперь слушай внимательно, – понизив голос, произнесла ревнивица. – Если ты затянешь ее в постель, я тебя убью. Мы с Гжегошем тебя убьем.
– Батюшки, – сказал я, – кругом одни угрозы. И как вы с паном Гжегошем собираетесь меня убить?
– Пока не знаю, – ответила, глядя в упор, Лидия. – Ты же не собираешься переспать с ней в мое отсутствие?
– Собираюсь, – сказал я, – потому что в твоем присутствии сделать это будет труднее.
Вместо ответа она так больно и противно ущипнула меня, что аж сама скривилась от сострадания.
– Не знаю, как вы, а вот жена меня точно убьет, когда увидит все эти синяки, – сморщился я.
– Нет у тебя никакой жены, – весело отозвалась Лидия. – Нет и быть не может.
– Это еще почему?
– А потому… – доходчиво объяснила моя истязательница. – Какая дура пойдет замуж за тебя такого?
Я хотел спросить «какого?», но этой сказке не было бы тогда конца. Мы молча дотанцевали и пошли на выход – следом за паном Гжегошем и Агнешкой.
Прощание было скорым. Лидия с Агнешкой направились без оглядки к входу, а пан Гжегош наконец-то добрался и до моих ушей. На сей раз он просто конкретизировал свою вчерашнюю просьбу «присмотреть» за Агнешкой. Мне вменялось в обязанность три раза в день водить ее в столовую, не разрешать ходить без меня на пляж и в бар, а также следить затем, чтобы она ложилась в постель не позднее одиннадцати. Я сказал: «Яволь, майн херр!» – и стукнулся неудачно щиколотками, совсем забыв, что отдал хромовые сапоги в починку. Он рассмеялся и похлопал меня по плечу. За один этот жест, ну, и за то, что он уезжает вместе с Лидией, я бы присвоил ему досрочно звание полковника.
Уже идя домой, я вдруг сообразил, что главной-то детали своего присмотра за дитяткой так и не выяснил: надо ли мне тоже ложиться с ней в постель, а то, мол, придет серенький волчок и утащит за бочок… На этом фоне нерешенный вопрос о вытирании слюней казался сущей мелочью, хотя я имел полное право потребовать обеспечить меня слюнявчиками.