Вечером от огромного особняка отъехали две машины, одна белая, другая черная. Через пять минут черная скрылась из виду. Они только договорились, в какой конкретно клуб идут, а кто и как до него решил ехать, каждый думал за себя.
Лилит слегка нервничала, но считала эту задумку достаточно забавной. Ей очень хотелось знать, для чего вампиру понадобилось это, чего он хотел этим добиться. Сколько она не пыталась продумать, понять, ничего не выходило. Ответ всегда вытекал такой: Левиафану просто захотелось повалять дурака, а так как одному с ума сходить скучно, вот он и решил привлечь девушку к сему мероприятию.
Лилит ехала не спеша, умудряясь разглядывать черные тучи, сурово нависшие над дорогой и саму дорогу. Ей было некуда спешить, машина просто плавно ползла по шуршащему асфальту. Ее постоянно обгоняли, сигналили, но Лилит никого и ничего не видела, она была сосредоточена только на том, на чем ей действительно хотелось заострить свое внимание.
На какое-то мгновение что-то просто вышибло реальность в никуда, перекинув сознание в безмолвие. Вокруг все замерло, время остановилось, и все вместе ним застыло. Песчинки пыли повисли в воздухе, как сломанные игрушки и нагоняли жуть. Лилит была единственным живым, движущимся существом. В тот странный момент ей стало ужасно страшно. «Не по себе» – это определение совершено не подходило к той ситуации. Всемирное безмолвие лишило ее воздуха, живот сводило от жуткого волнения. И самое ужасное, что в тот момент рядом с ней никого не было, кто мог бы ее подержать, обнять и сказать, что теперь всегда будет так, это нормально. Рядом не было Левиафана.
Внезапный холод, заморозивший весь мир, тянул руки к застывшей на педали газа ноге, и Лилит чувствовала это ужасное дуновение безветрия. А затем, также в одну секунду все исчезло. Застывшие песчинки снова продолжили свой путь, играясь с живым ветром, мир ожил вокруг, страх ушел, вот только холод в ногах остался. Лилит всю передернуло, и она остановилась на обочине дороге, чтобы перевести дыхание.
«Господи» – подумала она, зажимая руками уши, сильно прищуривая глаза. «Что это было? Что это есть? Впервые я к Тебе обращаюсь, потому что мне страшно, ужасно страшно! Мне кажется, что сердце сейчас остановится. Такой безмолвный страх схватил меня и не хочется отпускать. Что за ужас меня постиг? Почему? Есть ли моя вина в этом? Наверное, есть…Меня тоска обуревает… Я столько причинила боли Левиафану. Я никогда не дружила с Жаклин по-настоящему, никогда ей не верила. А почему все это приходит ко мне на ум в данный момент? С чего бы вдруг посреди дороги в клуб я думаю о Жаклин? О, боже…Сколько же зла я им принесла! И Жаклин и Левиафану… Фабьен, Свеа, Летиция, Мормо, Грей, Маргарет, двое маленьких детей и еще невинные люди…Все они погибли из-за меня! Я убила их! Сколько же на мне висит не прожитых жизней? Жизней, которые оборвались по моей вине… Я бы хотела извиниться, да толку им от этих извинений, они все равно больше не увидят этот мир, благодаря мне. Что я несу? Совсем чокнулась? Почему мне все это приходит на ум? Совесть? Она проснулась… И моя самая несчастная жертва моего сверх эго – это конечно же Левиафан. Я должна валяться у него в ногах и молить о прощении. А почему я должна это делать? Он тоже немало выпил моей крови, выражаясь буквально и фигурально…Я разговариваю сама с собой! Это конец! Я спорю сама с собой, обращаюсь к богу, и у меня проснулась совесть! Простите меня все, кому я что-то причинила, какую-либо боль. Я стою перед вами на коленях и жду прощения. Я хочу поменяться. Хочу доказать себе, что я могу быть другой по отношению к людям, могу не мучить их морально. А зачем мне это надо? Чем все эти люди заслужили жизнь? Раз они мертвы, значит так надо, когда человек заслуживает жизнь, он живет, а не умирает. С какой стати я должна просить у них прощения? Кто они такие? Нет, я их не убивала, я к ним даже пальцем не притронулась. О каком прощении перед Левиафаном я говорю? Он-то меньше всех заслуживает того, чтобы я извинялась перед ним. Хватит! Стоп! Холод на ногах…пусть он перейдет в голову, чтобы эти голоса замолчали. Полпервого ночи, а у меня поехала крыша, и я не в силах остановить ее. Голоса, страшные голоса шепчут мне о раскаянии! О каком раскаянии они говорят