Она была повсюду, жила в косых солнечных лучах. С тех пор как Мона покинула нас, я всегда ощущал ее присутствие в ранние часы, в тишине, укутывающей мир, когда сны мешкали на границе дня и ночи.
– Мне, пожалуйста, «Медовые капельки»! – заявил Петрос, роясь в ящике со столовыми приборами.
Он выудил оттуда ложку и шлепнулся на стул, ожидая, когда его обслужат.
Я сам принес ему мюсли. До рождения Петроса такой еды во дворце не водилось. В его возрасте я, помнится, попросил у Лучо на завтрак во второй день от Рождества кусочек панеттоне, а мне сказали, что панеттоне уже весь выбросили. Попивая эспрессо, я разглядывал пакет молока, стоящий рядом с миской Петроса. Свежего, только что с папских пастбищ в Кастель-Гандольфо. Болезненным уколом вернулась действительность.
Нашел ли Лео Симона? Далекий звон колоколов означал, что сейчас половина восьмого. Два с половиной часа до нашей встречи с Миньятто.
– Можно я с мальчишками в футбол погоняю? – спросил Петрос, когда доел миску и отнес монахиням, чтобы помыли.
Предсеминарские мальчики брали его играть в уличный футбол – выгодно быть сыном учителя! – но Петрос, кажется, не понял, что сейчас еще очень рано.
– Нам кое-куда надо сходить, – сказал я. – В футбол по дороге погоняем, вместе.
У дворца на клумбах, выполненных в форме герба Иоанна Павла, работали бригады папских ландшафтных дизайнеров – трудяги вышли спозаранку, до полуденного солнца. Старший садовник, у которого тоже были дети, улыбнулся, завидев, как мы ведем мяч вниз по крутой дорожке. Суровое место для тренировки. Склон был таким крутым, что в грозу ступеньки, соединяющие тропинки, превращались в водопады. Тренироваться здесь владеть мячом – все равно что учиться плавать на Тибре, выгребая вверх по течению. Но Петрос был упрям и, как его дядя, предпочитал непобедимых врагов. После нескольких месяцев поражений в войне с силой тяжести и беготни за улетевшими мячами к подножию базилики Петрос мог пропрыгать вниз по склону на одной ноге, второй стуча по мячу. Глядя на такие достижения, другой садовник жестом показал ему: «Отлично!» Футбол – вторая идея, которая нас всех здесь объединяет.
– Куда мы идем? – спросил воодушевленный Петрос.
Однако, когда я указал на здание, он тяжело вздохнул.
Музеи открывались только в девять, но, поскольку ватиканские офисы начинают работу в восемь, закрываясь к часу дня, у меня оставалось всего полчаса, чтобы спокойно взглянуть на выставку, пока не появились кураторы. Мне нужно было подготовиться к вопросам Миньятто.
Главный вход оказался заперт. Вход со стороны квартир кураторов – тоже, только он еще и охранялся. Но Уго как-то показывал мне сложный обходной путь: сперва вниз – к подвальным лабораториям художественных реставраторов, потом – по извилистому коридору, потом – снова вверх грузовым лифтом. Вскоре мы с Петросом уже шли вдоль череды залов, тех, что вчера я не видел. Петроса заворожил вид пустого подъемника, с помощью которого в хранилище повесили гигантскую картину. Рядом висело еще более крупное полотно, настолько широкое, что могло бы перегородить подземный переход. На картине изображались апостолы, недоуменно глядящие на плащаницу Иисуса в пустой могиле. На стене трафаретом нанесли евангельские стихи, часть слов выделили жирным шрифтом, и что-то привлекло мое внимание.