Я стоял и глядел на белую простыню. На выпирающие из-под нее очертания. А потом натянул на себя привычную броню, которую надевает священник, сталкиваясь со смертью. Здесь нечего страшиться. Душа не умирает. Уго продолжал жить, как жил и раньше, только отдельно от тела.
И все же в безликости закрытого простыней трупа было нечто пугающее. Кажется, здесь обитала сама смерть. И отделяла меня от нее всего лишь тонкая простыня. Почему-то вспомнилось, как Уго за обеденным столом показывал мне копию плащаницы. Его рука тогда почтительно зависла над полотном, не касаясь его.
Я приподнял простыню, ровно настолько, чтобы увидеть руку Уго, и мне показалось, что ткань чем-то присыпана.
Пятно на руке было густого ржаво-коричневого цвета. Оно расплылось по коже знакомым рисунком – потемнее на кончиках пальцев и почти незаметное на ладони.
Сердце било барабанную дробь, прогоняя по рукам пульсирующую кровь.
Я опустил простыню и перешел на другую сторону стола. На левой руке – точно такое же пятно. Незадолго перед смертью Уго держал в руках Диатессарон. Но зачем? Реставраторы уже давно должны были закончить работу. В зале уже повесили огромные фотокопии страниц рукописи. Видимо, дверь в последний зал – та, которую мы с Петросом не смогли открыть, – оказалась запертой потому, что Диатессарон уже занял свое почетное место. Уго незачем было его убирать.
Если только он не повез книгу в Кастель-Гандольфо. Если зачем-то не решил показать ее православным. В таком случае из машины могли украсть Диатессарон. Его размеры очень близки к размерам отпечатка под сиденьем.
Я лихорадочно обшарил металлические полки. Наконец под небольшой стопкой бумаг нашелся простой полиэтиленовый пакет, без пломбы и без пометок жандармов. Внутри лежал мобильный телефон Уго. После трех дней в спящем режиме аккумулятор сел. Я достал из сутаны зарядники, нашел подходящий и воткнул блок в розетку. Телефон включился. Я просмотрел список вызовов.
Последние четыре звонка на этот телефон были от Симона. В пятнадцать часов двадцать шесть минут, пятнадцать часов пятьдесят три минуты и в шестнадцать часов двенадцать минут Уго не ответил. Потом более получаса прошло без вызовов. Наконец в шестнадцать часов сорок шесть минут мой брат в последний раз позвонил Уго. Разговор продолжался девяносто секунд. Меньше чем через полтора часа Уго был мертв, потому что чуть позже шести Симон позвонил мне домой и попросил забрать его из Кастель-Гандольфо.
Я набрал номер голосовой почты Уго. Симон наверняка оставил сообщения. Автоматический голос проговорил: «Пятнадцать часов двадцать шесть минут». Дальше было вот что: