Я пролистал страницы. Папка почти целиком состояла из результатов обследований за последние полтора года. Ее завели незадолго до первой поездки Уго в Эдессу, когда он сделал прививки от тифа и столбняка. Этой весной он получил положительные результаты анализа на гепатит. Потом не прошел тест по зрению. После этого записи стали появляться чаще. Уго ходил к врачу каждый раз, когда возвращался в город. Страницу одиннадцать, на которую ссылался отчет о вскрытии, заполнили менее месяца назад.
У пациента проявляется вторичное бредовое расстройство, указывающее на алкогольную зависимость. Боится потерять работу. Боится преследования, боится, что кто-то причинит ему вред. Признаки возможной конфабуляции[18]. Прошел тест на корсаковский синдром[19], но признаков амнезии не обнаружено. Повторное тестирование на потерю памяти – через шесть месяцев. Прописано: тиамин; консультация специалиста.
Этот визит к врачу состоялся незадолго до того, как Уго послал мне последний мейл. Врачи, видя, что он алкоголик, ни на что другое уже не обращали внимания. Я почувствовал новый всплеск чувства вины.
Вернувшись к отчету о вскрытии, я наконец нашел перечень личных вещей. В нем отмечалось отсутствие бумажника и часов. Но ничего не говорилось о ключе из «Казы» – ни с брелоком, ни без. Это усилило мои подозрения, что найденный под ковриком осколок – не от ключа Уго.
В описи также говорилось, что карманы брюк, рубашки и пиджака Уго были пусты. Но мое подозрение оправдывалось. Во внутреннем нагрудном кармане плаща эксперт обнаружил мобильный телефон.
В списке свидетельств, про который говорил мне Миньятто, мобильного телефона не значилось. Я хотел поискать на металлических полках столика еще один запечатанный красной печатью полиэтиленовый пакет, но мне на глаза попалась последняя строчка в записях.
«Пятна на обеих руках».
Я перечитал еще раз. Потом принялся искать на страницах другие упоминания пятен. Рядом с диаграммой тела в полный рост отдельной строкой описывался пороховой след на руке, той, которой Уго пытался закрыться. Но в записи было не так. Там говорилось: пятна – на обеих руках!
Мне припомнились слова, сказанные в столовой нам с Симоном одним гвардейцем, всего через несколько часов после смерти Уго: «Да вроде с ним что-то не так. То ли с руками, то ли с ногами».
Я стоял и смотрел на холм, укрытый простыней. И страшился того, что мне предстояло сделать.
Только Симону разрешили взглянуть на тело отца, лежавшее в этой комнате. Через два дня, когда я склонился над открытым гробом поцеловать икону у него на груди, я почувствовал запах одеколона, которым надушил его гробовщик, и понял, что отца больше нет. Лежавшее передо мной тело стало чужим. Ни один греческий священник не душится одеколоном. Но тот запах остался со мной, вместе с другими воспоминаниями, рассованными по углам памяти. И вернулся, как только я шагнул к столу.