Я внимательно проглядел номера евангельских стихов в боковой колонке, пытаясь понять, что упускаю. Уго и я пользовались этой бумагой во время уроков. Когда два Евангелия излагали одну и ту же историю по-разному, Уго записывал параллельные стихи и сравнивал. Может быть, тело письма – всего лишь прикрытие, обманный маневр. А вдруг на самом деле значение имеет только последовательность стихов?
Я углубился в левую колонку. Первым стихом стоял Марк 14: 44–46, где описан арест Иисуса перед судом. Появилась вооруженная толпа, и Иуда показал Иисуса властям при помощи печально знаменитого предательского поцелуя. Матфей и Лука соглашаются с версией событий в изложении Марка, но следующий выбранный Уго фрагмент – версия Иоанна. В ней Иуда никого не целует. Иисус сам выходит вперед, к толпе, желающей знать, кто здесь Иисус из Назарета. И внезапный, неожиданный ответ Иисуса, два слова: «Это Я», – несет прозрение для толпы, которая вдруг падает ниц.
Иоанн высказывает здесь одно теологическое соображение: «Это Я» – мистическое именование самого Бога. В Ветхом Завете Моисей слышит заповедь из неопалимой купины: «Когда пойдешь к израильскому народу, скажи им: „Сущий[22] послал меня к вам“». Главная мысль здесь в том, что Иисус – тот же самый Бог. Но Уго выдвигал еще одну идею: стих Марка показывает, что стих Иоанна теологичен. Он выражает духовную истину, но описывает не то, что происходило на самом деле.
Точно так же связаны и следующие два стиха. Иисуса ведут к месту распятия. Но после бичевания и побивания он слишком слаб и не в силах нести собственный крест, и вместо него крест несет прохожий по имени Симон Киринеянин. Лука соглашается с изложением Матфея, как и Марк, который даже приводит имена двух сыновей Симона, чтобы не возникло путаницы с определением его личности. Но снова Уго выбрал параллельный стих из Иоанна, и этот стих теологичен. Поскольку Иисус взвалил себе на плечи бремя за всех нас – поскольку ему предстоит умереть ради блага всего человечества, – у Иоанна нет места персонажу, который взваливает на себя груз вместо Иисуса. Поэтому Симон Киринеянин исчезает из текста. Вместо этого Иоанн говорит: «Неся предназначенный для Него крест, Иисус отправился к месту, называемому Лобное место, по-еврейски Голгофа». Уго проводит ту же мысль, что и раньше: Иоанн изменил факты, чтобы провозгласить духовную истину.
По мере того как я просматривал составленную Уго колонку стихов, я заметил, что та же схема повторяется снова и снова. И многие приведенные здесь стихи совпадали со стихами на рисунке Уго, напоминавшем кадуцей. Они сосредоточивались на двух мощных символах Ветхого Завета – Доброго пастыря и Агнца Божьего, – которые Иоанн привлекает для ответа на самый трудный вопрос всего христианства: почему всемогущий Иисус позволил себя распять? Эти символы сопровождают Иисуса все последние дни его жизни. Когда Иисус въезжал в Иерусалим, пишет Иоанн, он ехал на ослице, как и Добрый пастырь Ветхого Завета. Когда Иисус умирал на кресте, пишет Иоанн, ему поднесли к губам пропитанную вином губку, насаженную на стебель иссопа – хлипкого маленького цветочка, который не в состоянии удержать вес губки. Другие Евангелия говорят, что губку подняли на стебле тростника, но Иоанна больше интересует символизм, а иссоп – растение, при помощи которого древние иудеи мазали двери кровью пасхального ягненка. Иоанн даже изменяет день смерти Иисуса, чтобы он, Агнец Божий, оказывался распят в то же день, когда забивали пасхальных агнцев.