– Как велит закон, мы в любом случае выслушаем ваши показания, – сказал озадаченный председательствующий. – И поскольку вы сами, ваше высокопреосвященство, захотели выступить свидетелем, сообщите, пожалуйста, трибуналу предмет, о котором вы намерены говорить.
– Правильно ли я понимаю, – спросил Лучо, – что свидетелям было запрещено упоминать поездки, которые этим летом совершал мой племянник?
– Правильно, ваше высокопреосвященство.
– Об этом предмете я и хотел бы поговорить.
Я напрягся. Судьи переглянулись.
– Ваше высокопреосвященство… – произнес председатель.
– В частности, – продолжал Лучо, – я буду говорить о том, какой неблагодарностью кажется мне лишение свободы моего племянника, который поставил под угрозу свою карьеру и священнический сан и даже отказывается выступать в свою защиту, и все ради того, чтобы послужить его святейшеству. А тот, в свою очередь, обращается с ним как с преступником.
Я застыл. Миньятто смотрел в стол, не в силах поднять глаза. Это самоубийство. Лучо пришел сюда, чтобы объявить войну папе.
Тихим, но твердым голосом Новак сказал:
– Ваше высокопреосвященство, прошу вас взять свои слова обратно.
Лучо ответил невероятным оскорблением: он обратился к архиепископу, продолжая стоять к нему спиной.
– Вы их отрицаете? – спросил он.
– Ваше высокопреосвященство, – ответил Новак, – мы не собирались бы здесь, если бы ваш племянник сказал нам правду.
Наконец Лучо повернулся. Они сидели почти лицом к лицу, кардинал – за столом свидетеля, архиепископ – в первом ряду. В своем роскошном одеянии, с прямой осанкой, Лучо не оставлял сомнений, кто здесь петух, а кто курица.
– Вы сделали его папским эмиссаром, – сказал дядя. – Вы втайне ординировали его в епископа. И вот какое обращение с ним вы допускаете? Бросаете его один на один с этими обвинениями?!
У меня ком в горле встал. Епископ. Втайне. Мой брат – епископ…
– Мой племянник в одиночку совершил то, что не смог весь ваш секретариат, – продолжал Лучо. – И за это вы преследуете его по суду?
Голос архиепископа Новака не изменился. Не стал ни выше, ни громче. Ему доводилось улаживать разногласия со всеми кардиналами мира. В его ответе было всего четыре слова:
– Ваш племянник убил Ногару?
– Нет, – проскрежетал зубами Лучо.
– Вы уверены?
Дядя гневно поднял палец. Я вдруг понял, что все не настолько ясно, как мне представлялось.
– Если он и убил его, – пророкотал он, – то ради вас!
Позади меня Миньятто крякнул от недоумения.
Новак был спокоен, как священник, выслушивающий исповедь.
– Чтобы скрыть открытие Ногары?
Лучо настолько захлестнули эмоции, что он не смог найти слов для ответа.