Архиепископ Новак нахмурился. Он собирался задать новый вопрос, но я поспешил дальше, громоздя факты и заваливая его греческими словами. Любой ценой я должен был отвлечь его от раны, нанесенной копьем. Я должен уводить его в другом направлении, обращать внимание на мелочи, которые не совпадают в описаниях у Иоанна и на плащанице, – Новак наверняка знал, что Уго отмел бы их, поскольку за достоверными фактами к Иоанну никогда не обращаются.
– Ситуация усугубляется свидетельством Иоанна о άρωμάτων, «погребальных благовониях». Остальные Евангелия говорят, что Иисус не был погребен с благовониями, поскольку наступила иудейская суббота и погребение проходило в спешке. Но Иоанн утверждает, что использовалось огромное количество благовоний – μίγμα σμύρνης καί άλόης ώς λίτρας έκατόν, «состав из смирны и алоя, литр около ста». И это проблема, поскольку химические анализы плащаницы не обнаружили никаких следов благовоний. Если не углубляться, ваше святейшество, то Ногара понял, что из имеющихся у нас описаний погребения Христа самое подробное принадлежит Иоанну, а текст Иоанна не подтверждает существования плащаницы. Ногара отправился в Кастель-Гандольфо, сообщить об этом православному клиру.
Мягкие черты лица архиепископа Новака озабоченно посуровели. На лбу собрались тяжелые морщины. Он задумчиво прикрыл рот рукой.
– Но, святой отец, разве вы не рассказали ему, что представляет собой Евангелие от Иоанна?
– Рассказал! Я объяснил ему, что оно самое теологичное. Наименее историчное. Что его написали через несколько десятилетий после остальных Евангелий. Но он понимал, что православные вряд ли прибегнут к научному прочтению Евангелия. Он знал, что скорее они поймут Иоанна буквально.
Новак потер виски. Казалось, он огорчен.
– Это и есть открытие Ногары? Простое недоразумение?
Я кивнул.
Новак поморщился. Когда он снова заговорил, интонации в его голосе изменились. Вопрос, вертящийся у него на языке, относился уже не к закону и не к Писанию. Он был гораздо глубже: он относился к человеку. Я решил, что худшее уже позади.
– Но почему тогда убили доктора Ногару? – спросил он.
Настала пора разбередить старые раны. Они уже начинали кровоточить.
– Мой отец тридцать лет жизни провел здесь, пытаясь объединить нашу церковь с православием. – Я поклонился Иоанну Павлу. – Ваше святейшество, я знаю, что невозможно запомнить каждого священника, кто работал в этих стенах, но мой отец положил жизнь за воссоединение церквей. Вы однажды приглашали его в эти апартаменты, до того, как стали известны результаты радиоуглеродного анализа, и это было для него большой честью. Результаты радиоуглеродной датировки его раздавили.