Он чуть не опоздал; некоторые из пассажиров уже сидели, но Капитан еще стоял. Макс сообразил, что ему надо быть около своего места, быть готовым сесть, как только это сделает Капитан — точнее, когда усядутся все женщины, поправил он себя. Но куда ему идти? Он продолжал стоять, дрожа от страха и возбуждения, когда услышал свое имя:
— Макс!
Элли подбежала к Максу и бросилась ему на шею.
— Макс! Я только что узнала! Это же просто великолепно! — Она немного отошла, поглядела на него сияющими глазами, а затем расцеловала в обе щеки.
Макс покраснел до самых ушей. Ему казалось, что все в зале смотрели прямо на них — так оно в действительности и было. Его смущение еще усугублялось тем, что на Элли было сейчас формальное вечернее платье в гесперианском светском стиле, которое не только делало ее несколько старше и значительно женственнее, но и разительно не соответствовало пуританским сельским взглядам Макса.
Элли отпустила его, что с одной стороны было хорошо, но, с другой стороны, подвергло его опасности рухнуть на колени. Она что-то — Макс не понимал, что, — трещала, когда рядом с ней возник Главный Эконом Дюмон.
— Капитан ждет, мисс, — твердо произнес он.
— Да ну этого Капитана! Хорошо, встретимся после обеда, Макс. — Она направилась к капитанскому столу.
Дюмон тронул Макса за рукав и тихо пробормотал:
— Сюда, сэр.
Его место было в дальнем конце стола Главного Механика. Внешне Макс знал мистера Компаньона, но ни разу не разговаривал с ним прежде. Механик поднял на него глаза и произнес:
— Добрый вечер, мистер Джонс. Очень приятно видеть Вас в нашем обществе. Леди и джентльмены, наш новый офицер-астронавигатор, мистер Джонс. Справа от Вас, мистер Джонс, миссис Дайглер. Мистер Дайглер — справа от нее. Далее… — И так далее, вокруг всего стола: доктор и миссис Вебербаур и их дочь Ребекка, мистер и миссис Скотт, мистер Артур, сеньор и сеньора Варгас.
Миссис Дайглер находила прекрасным, что он получил ранг офицера. Кроме того, это так чудесно, когда за столом столько молодежи. Она была значительно старше Макса, но еще достаточно молода, чтобы быть привлекательной и понимать это. На ней было больше драгоценностей, чем Макс видел за всю свою жизнь, а волосы ее были скреплены лаком в сложную конструкцию, высотой с фут и всю усеянную жемчугом. Всей своей дорогой и безукоризненной отделкой она напоминала какой-то точный механизм. Макс чувствовал себя в ее обществе крайне неловко.
Но это была еще малая неловкость, по сравнению с тем, что предстояло. Миссис Дайглер извлекла откуда-то из своего декольте платочек, легкий, как дуновение ветра, смочила его и сказала: