«Смирнов (советский прокурор): Прошу Вас ответить на следующий вопрос: свидетельствовал ли судебно-медицинский осмотр трупов о том, что они находились в земле в течение трех лет?
Марков: По моему мнению, эти трупы находились в земле меньше трех лет. Я считал, что труп, аутопсию которого я проводил, находился в земле около года или полгода.
Смирнов: В практике болгарских судебных органов принято при освидетельствовании трупа составлять по этому поводу судебный медицинский акт, включающий две части: описательную часть и выводы. В составленном Вами протоколе есть заключение или нет?
Марков: Мой протокол состоит из описательной части без заключения.
Смирнов: Почему?
Марков: Потому что, судя по представленным нам документам, я понял, что нам заранее стараются внушить, будто трупы находились в земле три года…
Смирнов: В момент подписания обобщенного протокола было ли совершенно ясно, что убийства в Катыни в любом случае совершены не ранее последней четверти 1941 года и что 1940 год в любом случае исключается?
Марков: Да, мне было ясно, и именно по этой причине я не подписал заключение к протоколу, составленному мною в Катынском лесу».
Постольку по существу его показаний возразить никто и ничего не мог, то их обычным для всех антисоветчиков путем поставили под сомнение. Вот так, как это сделал советский кандидат военных наук Ю. Зоря. (Кстати, один немецкий профессор по фамилии V. Falin в письн ме «лучшему немцу года» выделил этого ученого, хотя и в компании с двумя ему подобными, из массы прочих обличителей «советских злодеяний». На беду Советского Союза, а потом и России, немецкий профессор V. Falin в то время, когда писал письмо, был заведующим Международным отделом ЦК КПСС В. Фалиным, а «лучший немец» занимал высший пост в КПСС.) Так как кандидат наук Ю. Зоря (может, он и доктором наук успел стать перед тем, как ушел в конце 90-х годов в иной мир) хорошо понимал, что в нынешние времена его никто не обяжет доказывать правдивость своих утверждений, то он со спокойной душой написал: «Кое-что Меркулову и Абакумову удалось. Можно полагать, что в результате «подготовки» болгарского свидетеля изменил свои показания профессор Марков». Фраза для ученого мужа весьма безграмотна, но в объяснениях не нуждается. Но по поводу того, что удавалось или не удавалось В. Меркулову с В. Абакумовым, а рассуждения о подготовке ими свидетелей – одна из любимых тем всех «обличителей», мы поговорим чуть позже. Сейчас о самом профессоре.
Впервые свое мнение он высказал ещё до начала Нюрнбергского процесса, в феврале 1945 году в Софии. Ясное дело: это еще тогда В. Меркулов и В. Абакумов постарались! Только вот в чём загвоздка. И в Болгарии народная власть, без содействия которой советскому НКВД вряд ли удалось бы «уломать» болгарского профессора, была установлена несколько позднее допроса свидетелей на Нюрнбергском процесс, буквально за две недели до его окончания. Кстати, даже в 1947 году в Болгарии существовала мощная оппозиция коммунистам, настолько мощная, что руководство Советского Союза некоторые ситуации, там складывавшиеся, рассматривало как кризисные. Да и что помешало бы профессору, находясь в американской зоне оккупации, отказаться от данного В. Меркулову и В. Абакумову обещания свидетельствовать против немцев? Так же, как немецкие власти не могли «достать» М. Маркова в Болгарии, так и советские ничего не могли предпринять против него в Нюрнберге.