Круговерть эта накрыла Люсю с головой. Нужно было не только догнать, но и перегнать, переиграть своих друзей-учителей. Началась бешеная погоня за шмотками, столовым серебром, какими-то невероятными королевскими сервизами. В крохотную комнатку большим старым бегемотом въехало фортепьяно, с которого систематически смахивалась пыль, но клавиши оставались девственно нетронутыми.
Все душевные силы были брошены на завоевание лидерства в этом замкнутом и необходимом как воздух Люське мирке. Даже личико её, ещё совсем молоденькое было отдано на растерзание престижному косметологу, потому что женщина, не имеющая личной косметички, не смела претендовать на всеобщее уважение честной компании.
По вечерам закатывались нескромные посиделки с огромным количеством выпивки. Если бы древний Моисей смог увидеть своих разнузданных потомков на этих вечеринках, то понял бы всю никчемность своих сорокалетних скитаний по пустыне. Весь этот безумный хоровод вещей, денег, выпивок и знакомств отнимал много душевных сил, разорял хилый домашний бюджет, разбивал взаимоотношения внутри семьи. Но остановить этот корыстный и ненасытный поезд, вагончики которого составляли зависть, тщеславие и глупость, было не в Люсиной власти. Да и мысли в её голове такой не было, что её поезд едет не туда.
Нужны были только деньги, деньги и ещё раз деньги. Они находились в результате спекулятивных сделок лихо закрученных Люсей знакомств, в которых всё было «баш на баш». А иногда и просто деньги замешивались на банальном обмане лоха-просителя. Обещалось добыть жаждущему потребителю, что-нибудь этакое, из ряда вон выходящее. Брался задаток, или вся сумма целиком. Это зависело от степени доверчивости лоха. А потом этот лох-проситель элементарно «кидался через бэцалу», как любил говаривать Альминас.
На одном из таких киданий впервые и погорела Люся. Из комиссионки она вылетела с грохотом. Тогда же и случился первый в её жизни серьёзный запой. Приехавший из командировки Миша – к тому времени он уже постоянно мотался по командировкам в роли снабженца, не узнал своей Гуленьки.
Гуленька встретила его опухшим лицом и полной потерей координации движений. В коридоре, прижимаясь тощими лопатками к бабушкиному подолу, жался растерянный и перепуганный сын. В доме пахло горем. Люся была неуправляема: требовала выпивки и свободы.
Вытянуть из этого омута забытья её оказалось очень трудно, но кое-как справились, отправили, конечно, совершенно секретно к хорошему придворному наркологу. Тот прописал уколы, беседы и покой. Устроили на новую работу. Работа была не престижная и не особо хлебная, но оклемавшаяся Люся сделала её не просто хлебной, а уголовно наказуемо хлебной. В свете появившихся свободных денег, о происхождении которых нормальному человеку подумать бы и не пришло в голову.