с перистой листвой, паутина, сырость, белые кости зверей в огромных папоротниках, следы тигра… Скалы, ветер, дикий, пронзительный ветер, и кедры, могучие и рогатые, как жеребцы сохатых.
…Остроголовые леса и синь дальних хребтов, ушедших облаками в сиреневую даль…
…Ветер трясет мохнатые ветки кедров. Ветер гонит пенистые волны на Мангму. Ветер мечет дымки далеких стойбищ…
ГЛАВА ВТОРАЯ
НЕЗНАКОМАЯ ДЕВУШКА
День солнечный. Удога неторопливо размахивает двулопастным веслом. Тонкая береста одноместной узенькой лодки легко держит на воде его тяжелое, сильное тело. Ленивые гребки больших рук гонят оморочку.
Жара томит.
«Быстрей поеду, а то отец, наверно, ждет!» — думает Удога. Он наклоняется к закрытому носу оморочки, который, как фартук, расстелен от его пояса. Сильный удар веслом. Оморочка идет быстрей. Еще удар. «И мама ждет…» Удар справа, удар слева. «И брат ждет!»
Оморочка мчится по воде, как стрела.
Удога разгоняет ее, поворачивает голову, клонится ухом к бересте, потом вскидывает голову, кладет тонкое и длинное весло поперек лодки и, сияя от восторга, тонко поет:
Вода журчит под оморочкой,
Ханина-ранина.
Солнце жарко разгорелось,
Ханина-ранина.
Вода поет под берестянкой…
Вдруг он увидел, что на мели, напротив лесистого, высокого острова, где в одиночестве жил страшный шаман Бичинга, застряла лодка. Босая девушка стоит в воде, не может столкнуть ее.
Мель была на самой середине протоки. Вода покрывала ее, и мель была незаметна. Все жители окрестных деревень знали это место.
«Видно, из чужой деревни», — подумал Удога.
Удога схватил свое веселко. «Правда, наверно, чужая! Ах, это чужая…» Сначала шел прямо, будто мимо, потом сделал большой и красивый полукруг, да так разогнал берестянку, что она чуть не черпала воду, лежа на боку. И опять поднял весло. Чем ближе, тем тише идет его лодка. Тихо на громадной реке, и сейчас слышно, как поет вода. Да, на самом деле, незнакомая девушка…
Девушка потолкала лодку в корму руками. Но ведь это не кадушка с брусникой. Подошла к борту, попыталась раскачать.
Редко, редко и чуть-чуть гребет Удога, как бы не осмеливаясь приблизиться. Не доходя до большой лодки, его оморочка совсем замерла.
Оттуда видно — черная стрела, а над ней черная большая фигура человека. Парень, конечно. Кто бы другой стал так куролесить и гонять оморочку, выкруживать, как охотник в тайге, когда ищет след дорогого соболя. Хотя и не смотришь на все это, нет того, да и некогда, а как-то все-таки замечаешь.
А Удога видит девушку всю в солнце. От головы в необыкновенных волосах до голых колен в воде. Вся желтая. Удога смотрит с удивлением и настороженностью.