– Давай не спорь, пожалуйста, – и уходила заниматься своими делами.
Девочка какое-то время сидела, потом начинала играть: дуть в нее, размазывать ложкой по тарелке… Через некоторое время Оля подходила опять. И все также тихо и спокойно:
– Не играй! Ешь! – и уходила.
Леся задумчиво смотрела на кашу. Но ее внимание тут же переключалось на какой-то предмет рядом: книжку или игрушку, она сползала со стула и начинала играть.
Оля подходила вновь:
– Пожалуйста, ешь кашу! Давай я тебя покормлю!
– Нет.
– Ну так ешь сама, – и уходила на кухню опять.
Опять наступала приятная пауза. Девочка, предоставленная сама себе, совершенно забывала о каше. Но мама не появлялась достаточно долго, и Леся шла ее искать. Сначала она успокаивалась, видя, что мама здесь и что она просто стоит, например, и общается с соседками. Девочка подходила к маме и трогала ее юбку. Оля мягко и бессловесно отводила руки Леси. Сначала она просто стояла рядом, не понимая происходящего. Потом повторяла попытку привлечь внимание мамы вновь. Реакция была та же.
У девочки появлялась тревога.
– Мама!
А в ответ – тишина. Оля как ни в чем не бывало продолжала разговаривать с соседями, смеяться, но девочку как будто не замечала.
Тревога начинала расти.
– Мама!!. – трясла за юбку опять.
И опять Оля молча и аккуратно уклонялась от контакта. Она могла пойти на кухню делать свои дела или говорить по телефону. Но при этом совершенно не замечать дочь.
Внутренняя тревога начинала перерастать в нечто большее.
– Мамочка!!!
И опять тишина. Как со стенкой.
– Мамочка!!!
…Тогда, когда истерика уже шла полным ходом, Оля, наконец, говорила (но также тихо и спокойно):
– Отойди, мне не нужна такая дочь, которая меня не слушается!
Истерика, слезы.
– Мамочка, прости!!!
– А за что ты хочешь, чтобы я тебя простила?
Плач в ответ.
Подождав еще какое-то время, Оля садилась и брала Лесю на руки:
– Ты веришь, что мамочка тебя очень любит?
– Да!
– Ты понимаешь, что мамочка хочет тебе только добра?
– Да!
– Ты понимаешь, что, если мамочка что-то говорит, надо слушаться?
– Да!
– Ты будешь слушаться?
– Да!
– И ты будешь есть кашу?
Ну, конечно, Леся соглашалась. И с остатками слез и соплей давилась уже остывшей кашей.
Смотреть на этот сценарий, который повторялся столь часто, было очень тяжело. Но психологи, как известно, без запроса не работают…
Тем не менее я попыталась как-то начать разговор:
– Простите, а почему для вас так важно, чтобы ваша дочь ела кашу? Ведь она может съесть и что-то еще? Например, фрукты?
Оля ответила очень внятно и продуманно:
– Да каша здесь вообще ни при чем. Просто я считаю, что моя дочь должна меня во всем беспрекословно слушаться. И понимать, что ей не удастся манипулировать мной. И что капризов я не потерплю.