Добровинская галерея. Второй сезон (сборник) (Добровинский) - страница 41

Надпись в дневнике я прочел маме с выражением:

– На уроке музыки и пения дразнил вместе с другими одноклассниками учителя. Музыкальная грамота – 5. Поведение – 2.

Тут я сделал театральную паузу. Дальше шла отсебятина, а точнее – отсашатина.

– Результат: общий бал – 7. Средняя оценка: три с половиной, или четыре с минусом. Что-то не так, мамочка?

Задатки адвоката начинали появляться уже в юном возрасте.

– Меня интересует, как ты дразнил учителя? – Глаза мамы смотрели на меня с живым интересом.

Как выяснилось потом, учитель музыки, очаровательный Иосиф Семенович Шляпентох вышел из лагеря всего за несколько лет до моего появления в школе и угодил прямо в «оттепель». Фраза, выданная в музыкальном училище: «Оглохший Бетховен писал лучше, чем некоторые остро слышащие современники» – стоила ему десяти лет без рояля и флейты, но с кайлом и лопатой. Он был приветлив, добродушен и мил, а кроме этого, всегда как-то застенчиво улыбался. На том уроке мы дразнили его известной школьной дразнилкой: «Шляпентох, чтоб ты сдох!»

– Какой ужас! За что вы так очаровательнейшего Иосифа Семеновича?

– Мамочка! – ответил я с железной логикой шестилетнего советского школьника. – Мамочка, так он же еврей…

Мама внимательно посмотрела на меня и тихо сказала:

– Сядь, Саша, нам надо серьезно поговорить…

В шесть лет и полмесяца я получил свой первый и очень важный урок: оказалось, что у меня с музыкантом Шляпентохом и еще с несколькими миллионами человек на земле масса общих моментов.

Из школы меня мгновенно забрали и отвезли в Одессу. Мама решила, что лучше, чем там, мне никто не расскажет о самом себе… И действительно… Многочисленные родственники водили меня в синагогу, рассказывали про Моисея, Пасху и Пурим, закармливали как на убой пирожными и очень любили. Это была первая в жизни спецшкола. В настоящую ходить пока не было смысла. Я и так все знал, что нужно… согласно одесским родственникам.

Почти через год меня вернули с 14-й станции (район в Одессе) на улицу Горького в Москву.

В первый же вечер я спросил у домработницы, «зажжет ли она свечи сама, или лучше я ей их вставлю…» А в ответ на вытаращенные Нюрины глаза я продолжил виртуозной фразой, что-то типа: «…Шо такое? Кролики пошли в атаку, когда у слонихи затянулись роды?»

Мама поняла, что и у золотой медали есть реверс, и на следующий день собрала семейный консилиум.

На повестке дня стоял вопрос выбора школы. К этому времени в системе советского среднего образования произошли серьезные перемены. На правах старшего речь держал дед:

«В конце пятидесятых Хрущеву сообщили, что американцы “в бессильной злобе” пошли своим путем и сосредоточили лучших ученых в университетах Северной Америки. Генсек захотел немедленно показать капиталистам (по его собственным словам) “кузькину мать” и приказал создать в крупных городах спецшколы для “головастиков”. Никто здесь не будет отрицать, что кандидат номер один в любую спецшколу – это мой внук? Теперь надо только решить, в какую?»