Любимая позвонила Тане в Лондон, чтобы выяснить причины развода. Туся сообщила, что в последние несколько лет у Шурика появилась некая фобия. Ему ночами страшно, и он больше не может лежать один. Болезнь особенно обостряется, когда он находится по делам в Москве. Это и послужило изначальной причиной развода. После разговора с «бывшей» Шурика я был в чем-то виноват, но в чем – было непонятно.
За общим ужином на прямой и на редкость тактичный вопрос любимой: «Что тебе, м…ку, было не так, и можно ли все вернуть взад» – Шурик ответил:
– Да, у меня фобия. Я, может, неизлечимо болен. Но единственная поза, которая устраивает Таню, когда я сплю, – это поза «лежа в гробу». И оградка вокруг. Чтобы никто не прилег рядом.
Я решил заступиться за товарища и заметил, что, по моим наблюдениям, никто из мужей не уходит к… Все уходят от… Стая стервятниц за столом набросилась на меня, как будто я попросил у них сцедить мне всю их кровушку на дижестив. Бесконфликтные подкаблучники вяло мою теорию поддерживали, кроме, конечно же, Шурика. Лидером выклева печени с мозгом была, естественно, любимая. Остальные, слегка побаиваясь меня, мелко подтявкивали.
Я съел свой несравненный Том Ям Кунг (кажется, так), и мне было все до лампады.
Ночью виноват во всем был опять я. Можно было подумать, что Шурик из семьи ушел не к малолетке, а лично ко мне.
Двадцать восьмое декабря прошло тихо, так как любимая (главный и гениальнейший на свете организатор школ, развлечений, туров, гидов, поездок, походов и посещений всего, чего хотите) повезла нас с детьми на вечернее шоу слонов и дрессированных тайских кур, в связи с чем компания разделилась, и вечер закончился мирно. Суп был таким же вкусным, как всегда.
Следующий день отметился отличным гольфом и неким инцидентом с нашей малышней ближе к вечеру. Старшая от нечего делать взяла с собой учебник по истории (явно чтобы всю третью четверть провалять баклуши) и вычитала там о французской революции, гильотине и Робеспьере. Ребенок решил, что надо бы узнать правду про то, как работает революционная законность и карающая машина, и начал экспериментировать на младшей сестре. Ор, рычание и вопли продолжались до вечера.
За ужином мы все обсуждали детский мир и школы, но тут кто-то спросил, почему наша младшая дочь – блондинка, не подозревая, что та пошла в свою бабушку. Я в шутку ответил, что этот вопрос и меня мучает который год, и тут в разговор (ни к селу ни к городу) влезла полностью лишенная юмора без трех месяцев теща – Люсьен:
– Да что вы говорите такое, Александр Андреевич! Все же в Москве знают, что уж младший ребенок-то точно ваш!