Киев в октябре становится похож на Львов или Прагу. Словно вековая усталость накатывает на него, и город обнажает свою печаль, жалеет сил, чтобы выглядеть бодро и величаво. Сочится дождевая вода в трещины тротуаров, сереет от сырости штукатурка, оплывают каштаны мокрыми погасшими свечами… Я глядел на капли, сползающие вяло по лобовому стеклу и ожидал. Ожидание – мое привычнейшее дело. Последние пять месяцев из него и состояли. Вот, всплывет улика, которая докажет. Вот, обнаружатся факты, опровергающие. Вот, прокурор решит возобновить следствие по Петровской и Березину в виду вновь открывшихся… Пять месяцев я ждал суда. Жила во мне надежда – наивная такая, умильная надеждочка, – что прямо в зале суда прокурор предъявит разгромные доказательства, а-ля лейтенант Коломбо, сокрушит лживую защиту обвиняемого, вытащит на поверхность долгожданную истину. Мы узнаем… плевать на «мы», я узнаю: Петровская, Березин, Вадим – как они умерли?!
Когда стемнело и двор окончательно опустел, я завел двигатель и впечатался в задний бампер Малаховской «шкоды». Его сигнализация завыла. Прихватив полицейский фонарик, я выбрался из кабины. Спустя несколько минут он вышел во двор, стремительной и нервной походкой направился к машине. Он не мог меня узнать: горели, ослепляя его, фары, горел фонарик, а мое лицо оставалось в тени. И голос он вряд ли вспомнил бы – я сказал ему всего пару фраз много-много недель назад.
– Простите, это ваша машина?.. Я случайно задел вас, когда парковался, мне так неловко! Кажется, бампер треснул – вот здесь.
Я указал пятном света на трещину, Малахов нагнулся, чтобы рассмотреть. Тогда я переключил фонарик на электрошок и приставил к его шее. Оказывается, разряд трещит только в открытом воздухе – проходя сквозь кожу, он почти неслышен, лишь легкое жужжание. Малахов упал. Я присел рядом, распахнул куртку на его груди и снова ткнул фонариком. Глядя, как он корчится на мокром асфальте, я с трудом заставил себя прекратить экзекуцию и достал из кармана моток скотча. Связал ему руки, затем лодыжки, крест-накрест залепил рот. Втащил полуобморочное тело в машину и выехал из двора.
Золоченные улицы заструились мимо нас. Блестящий и притихший ночной город, над ним – сиренево-пурпурное от огней небо. Удачные декорации, прекрасная мизансцена. Мне захотелось остановиться на красный свет, и чтобы рядом оказался полицейский. Почувствовать, как бьется сердце те сорок секунд, пока человек в форме смотрит сквозь стекло на меня, на мою жертву. Разглядит ли скотч на губах, не разглядит?.. Каково это – уходить от погони?..