Большинство все же рады: были разбойнички, и все вышли, опять дорога свободной да безопасной стала. От золота-серебра избавились, деньгами разжились. Надо места выбирать, где кузню ставить, где мельницу. Опять же, кузнеца искать не надобно, сам подвернулся. Пуще же прочих те радовались, которым Илья телеги с лошадьми вернул. Никто и не заметил, что он с жеребенком уходил, а вернулся без. И то сказать — до жеребенка ли?
Это Иван спросил, когда позади избы присели, перед тем как ночевать. Куда, мол, животина подевалась? Без утайки рассказал все Илья, как на самом деле было. Или почти так. Про Проса с Заряной как прежде оставил, очень уж крепко ему слова про счастье в сердце запали.
Слушал Иван, не перебивая. Один раз только вроде как сказать чего хотел, заслышав «зеленоглазая». Сдержался. До конца выслушал, потом промолвил:
— Правду говорят люди: отродясь такого никто не слыхивал, чтобы столько чудесного враз приключилось. И все вокруг тебя…
Счел Илья момент подходящим, да и говорит:
— Ты, батюшка, не кори, коли не то скажу. Только думается — не по мне хозяйство вести, не по мне и землю ухаживать. Для иного рожден. Не просто так приходили люди хожалые, не просто так разговоры вели. И песня Боянова — неспроста она. В Киев зовет, в дружину богатырскую. Встать на пути диких, что деревни разоряют, поля выжигают, людей побивают али неволят. Не будет мне здесь жизни спокойной, ежели против судьбы пойду. Благослови, батюшка…
— Ишь, чего удумал, — поднялся Иван. — А о нас с матерью ты подумал? Кто нас в старости приветит? А она уж не за горами, чай… Спать пошли.
Распахнул дверь — в избу. Не оглянулся.
Посидел Илья еще немного, вздохнул горько, и тоже спать отправился.
Наутро, правда, с теми же словами к отцу приступил, но тот и слушать не стал. Хозяйством, мол, заниматься надобно. А Илья мается; почудилось ему, сказать отец что-то хотел, да раздумал. Вечерком опять присели, на крыльце.
— Сон мне нынче привиделся, — нарушил молчание Иван. — Будто приходит ко мне старец какой-то, и говорит: «Так уж на роду вам написано: не быть дитю вашему кормильцем, ездить ему по полю по чистому»…
В сторону от Ильи глядит. Не все сказал.
— Благословения ты у меня давеча спрашивал? Что ж, вот тебе мое благословение. Коли и впрямь ты решился за обиды людские стоять, добро, не препятствую. Наказ же мой к тебе таков будет, и в том, что следовать ему будешь, ты мне слово дашь. Не лей крови понапрасну, не погуби того, кто пощады просит. Отнимешь жизнь — не вернешь. На добро — добром отвечай, на зло — справедливостью. Как бы ни был виновен виноватый, гневу воли не давай. Сам не можешь рассудить, людей спроси, кто постарше да помудрее. Ну, а об остальном нужды говорить нету. Сердца слушай, подскажет, что да как… Одно не пойму — как ты князю покажешься? Ты ведь и оружием не владеешь, и слово за тебя замолвить некому?.. Оно понятно, коли глянешься — всему обучат, только глянуться-то как? В дружину всякого встречного-поперечного не берут, должно быть. Тут помимо силушки, еще что-нибудь надобно. Место-то хлебное. Всем ведомо, как князья за службу верную награждают…