— Что же, ты закончил ее? Ты говорил, что тебе надо ее закончить. Что значит закончить? Я тогда плохо слушала или не поняла.
— Ее нельзя закончить, — сказал он осторожно, уклоняясь от ответа; в тоне ее, показалось ему, было какое-то нетерпение, как будто ей вовсе не было дела до системы.
— Что это значит? Она никуда не годится или же так хороша? — продолжала спрашивать она.
Он засмеялся:
— Как сказать? Не то чтобы хороша, вроде и не хороша, собственно, даже дурна, как ты тогда и определила, ты сказала: нехорошо так думать. Помнишь? — спросил он с улыбкой.
— Я все помню, — серьезно ответила она.
— Однако же нельзя и то сказать, чтобы вовсе никуда, не годилась, — снова помолчав, сказал он, присматриваясь к ней: для чего она спрашивала про систему, что это значило? — Все-таки кое-что из того, что я тогда говорил… и думал, конечно, не только говорил… мне и теперь представляется серьезным… на что я и теперь не могу ответить… и, может быть, вовсе невозможно ответить… Впрочем, теперь не до этого, — скомкал он и остановился, потому что увидел, что она его не слушала, ей не терпелось спросить его о чем-то другом.
— Еще я хотела у тебя спросить, — быстро сказала она, едва он умолк. — Помнишь, ты говорил о браке, о соединенном «я»? Что же… ведь ты, кажется, не был женат… Что же, такой брак оказался невозможен?
Она опять была сильно взволнована и смотрела на него напряженно, настойчиво и тяжело.
— Почему же невозможен? — медленно ответил он. — Я думаю, дело не в этом.
— А в чем дело? — тотчас спросила она.
— Дело в том… — начал было он, но умолк, нахмурившись. Ему не хотелось отвечать. И смотреть на нее было тяжело, неловко.
— Ты не хочешь ли сказать, — быстро и почему-то очень тихо, почти шепотом, каким-то обмирающим голосом заговорила она, — не хочешь ли ты сказать, что дело в том, что я… я… что я… — ей было трудно решиться что-то сказать. — Я виновата, да? — вдруг решилась она сказать, и что-то жалкое, как будто просительное, несвойственное ей прорвалось в ее тоне.
Ему стало не по себе от этого ее тона.
— Ты ни в чем не виновата, — строго сказал он, чувствуя, как трудно ему выговаривать эти слова, а надо их сказать. — Если уж говорить о том, кто виноват… Хотя в чем же виноват? В том, что такой брак не состоялся между нами? Но он и не мог состояться между нами… тогда по крайней мере, когда мы были такими, какими были тогда. А в остальном виноват я сам. Хотя опять-таки не знаю, в чем же виноват и почему виноват. Впрочем, это уже к твоему вопросу не относится, — сказал он холодно, почти враждебно и нахмурился.