– Юрка, ну почему ты такой злой? – она бросилась ему на шею.
– Насть, ты можешь без сцен? – он снял ее руки со своей шеи. – Пойдем домой, поздно уже.
Настя, склонив без вины виноватую голову, последовала за ним в темный подъезд. Юра неторопливо открыл входную дверь, пропустив ее вперед. Когда они оказались в квартире, Настя, немного запыхавшаяся от подъема по лестнице на четвертый этаж, снова прильнула к своему жениху.
– Не зажигай свет, – прошептала она ему на ухо. – Давай займемся любовью. Я так хочу тебя.
Он ничего не ответил, но подхватил ее и перенес в кухню.
Она, удивленная его необычным поведением, не могла вымолвить ни слова. Юра усадил ее на кухонный стол и резко раздвинул ее ноги. Она откинулась назад, наблюдая за ним. Он расстегнул джинсы и привлек ее к себе. Еще никогда у них не было такого секса, молчаливого, подавляющего, мстительного. Настя чувствовала, что все приятные ощущения, которые обычно приносила ей близость с Образцовым, покидают ее. Судя по всему, его это нисколько не заботило в данный момент. Она смотрела на него, и в каждом движении видела, как он вымещает свою обиду и злость. Она не могла отделаться от мысли, что ее любимый хочет сделать ей больно, точно так же, как она поступила с ним. «Так, возможно, лучше, чем скандалить, говорить друг другу обидные слова, бить тарелки, – уговаривала себя Настя, уступая силе мужчины. – Не надо было просить его заехать за мной. Петухова была права.
Кстати, интересно, куда же она пропала со своим новым другом? Завтра утром позвоню ей…»
Юрка затих, с последним толчком излив все свою печаль. Настя обвила руками его шею, и тихонько заплакала.
– Прости меня, солнышко, – он целовал ее лицо, шею, снова искал ее губы, – прости, я сам не понимаю, что на меня нашло. Просто я очень люблю тебя, звездочка моя, и мне нестерпимо страшно представить, что ты уйдешь от меня, и я останусь один.
– Ты же знаешь, что я тоже очень люблю тебя, – прошептала она, глотая слезы. – У меня и в мыслях не было изменять тебе, я просто танцевала, а этот поэт, Александр, он пристал ко мне, как банный лист…
Она продолжала всхлипывать, а он обнимал ее, слегка покачивая, как убаюкивают маленьких детей.
– Я бы этому Пушкину как следует врезал, чтобы рифмы из ушей посыпались, – сказал Юра. – Да заведение приличное, позориться не хотелось.
Настя улыбнулась и поцеловала его.
– Юрка, ты у меня лучше всех на свете.