— Значит, Деда ты тоже не знаешь?
— А это одно и то же?
— Одно, дорогая, одно. И никогда ты к Деду в гости не ходила, никогда с ним не баловалась, никогда он тебе подарков не дарил?
— Нет, — повторила Аня, пытаясь припомнить, в каком состоянии оставила Деда. Вроде бы все было в порядке.
— На работу устроилась? — резко сменил тему инспектор.
— Нет. И меня уже не возьмут.
— Почему это?
— Потому что я беременна, — с легким вызовом ответила она.
— Да? — засомневался Штром.
Аня встала и выпрямилась.
Штром дернул ртом и сказал с сомнением:
— Может, и так, а может, растолстела от пирожных с ликером.
— Отвезите к врачу. Через полчаса будете иметь справку. Ну а курсы, на которые вы меня направили, сами знаете, закрыли.
— Знаю, — кивнул он. — Знаю, что ты ходишь на них в частном порядке.
Он явно колебался, скорее всего никак не мог определить, в какую графу «подопечных» теперь отнести Аню. В ресторанах ее всю зиму не было видно, около гостиниц — тоже. И эти курсы… А с другой стороны, ее холеность и отсутствие работы наводили на размышления.
— Если не секрет, от кого ребенок?
— Не хочу говорить, — смело ответила Аня.
— Не знаешь или не хочешь?
— Знаю, но не скажу.
— Ну что ж, дорогая, на работу тебя, понятно, не зачислят, платить тебе декретные деньги ни один начальник отдела кадров не пожелает, но зато я сейчас оформлю тебе…
— Перестаньте, — с неожиданной для себя смелостью прервала его Аня. — Беременной женщине, инспектор, вы ни хрена не оформите.
Он негромко засмеялся.
— Ты права. Всерьез будешь рожать?
— Непременно.
— Тогда после того, как выйдешь из этого кабинета, беги из Риги и не возвращайся сюда лет пять.
— Это почему еще?
Он помолчал, потом сказал без официального оттенка в голосе:
— Ладно. Поскольку ты мне с самого начала нравилась, я скажу, почему тебе надо бежать. Потому что ты была знакома с Сухоруковым и у него бывала. Но на твое счастье, это знакомство и сам Дед Сухоруков отрицает.
Он выдержал паузу, но Аня с невероятным трудом удержалась от вопроса: «А что с ним, с Дедом?»
— Он отрицает, хотя валяется в больнице избитый до полусмерти и еле говорит.
— Да? — Аня сама себя не слышала из-за грохота в голове — там будто граната взорвалась.
— А в больницу он попал по вызову соседей, которые нашли его в квартире окровавленного, без сознания, со сломанной челюстью и ребрами. Но он все отрицает. И избиение, и ограбление — все.
— А при чем тут я? — с трудом выговорила Аня.
— Да при том, что Деда, конечно же, утром ограбили. И ограбили крепенько. Но он в этом не сознается, потому что ему лучше деньги потерять, чем объяснить, откуда он их взял. И потому Дед не даст нам никакой наводки ни на бандитов, его сокрушивших, ни на того или ТУ, кто этих бандитов привел. Будет молчать. Правда ему невыгодна. Он вообще заявил, что утром лампочку в люстру вкручивал и с табуретки упал, отсюда и травмы. На нашем языке это означает, что «жертвы преступления нет». А значит, нет и преступления, и преступников.