Груз у американца оказался ценным даже для нас. Уголь для боевых кораблей. Полные трюмы восьмитысячника. Конфисковали, тем более судно было вполне ходким. Команду пришлось запереть во внутренних отсеках, их остались охранять два десятка казаков, а перегонная команда повела судно в сторону места встречи с Гараниным, там же должны ожидать два трофейных японца с продовольствием. Как мне чуть позже доложили, капитан угольщика очень грязно ругался. Он был в бешенстве, что после тяжёлого плаванья, его взяли фактически на виду у японских берегов. Вернувшись к трофею, тот обнаружил ещё одного прятавшегося под прикрытием берега каботажника, и отправил к нему шлюпку с казаками. Как раз когда мы подошли те, заложив подрывные заряды, хозяева судна и команда уже сбежали, пустили шхуну на дно.
К обеду встретили целый караван судов, пять едениц, причём все под японским флагом. Пришлось нам с трофеем разделиться, так как, опознав нас, японцы бросились врассыпную. Ну мы на абордаж их не брали, или мину пускали, или артиллерией накрывали, а вот наш помощник за неимением орудий догоняя японцев или заставлял их выброситься на камни, как это произошло с первым судном, или брать на абордаж под прикрытием пулемётов. Второе удалось. Как не маневрировал капитан японца, сообразив, что трофей не вооружён, всё равно нашим удалось сблизиться и забросить абордажные крючья. Японец тоже был не вооружён, так что нормально всё прошло, разве что казаки, разозлённые на япошек, их немного побили при захвате. Тут же когда мы осваивали трофеи, я приказал передать, наконец, с крейсера на борт трофея две сорокасемимиллиметровых пушки с запасом снарядов. Их тумбы сразу же стали монтировать.
У единственного взятого на абордаж судна груз оказался не самым полезным, хотя казаки как раз начали пускать слюни. Лошади там для начсостава были в количестве восьмидесяти шести голов. Даже коляски и повозки на палубе имелись, и корма на месяц. В общем, Елисеев очень просил не топить его. Мы и не стали. Часть казаков с перегонной командой, как только экипаж на шлюпках был отправлен к берегу, занялись кто судном, а кто уходом за людьми. К облегчению Головизнина, все три коня, что были на крейсере, грузовой стрелой, зафиксировав их, были отправлены на последний трофей.
Уже к вечеру я пожалел, что оставил судно при себе. Опытные коневоды, отметив, что воды мало, а лошади пили что твой насос, попросили пристать к берегу набрать пресной воды. Вот пока они пополняли запасы воды, используя шлюпки и бочонки, мы перед самой темнотой и вычислили два спрятавшихся японских парохода, по переговорам в эфире. Хоть они, а то что-то воды вокруг совсем опустели. Подойдя ко входу в бухту, там никаких поселений не было, встали на виду, и канониры «Отрока» расстреляли оба судна примерно двух тысяч тонн каждый. Глубина там была небольшой, оба по палубу погрузились и сели на киль, слегка накренившись, на одном полыхал пожар. Как только я убедился, что дело сделано, то отдал приказ Головизнину на возвращение. Развернувшись, и захватив лошедевоз, воды пополнили дня на четыре, тот направил нашу группу из одного боевого корабля и двух трофеев к общему месту встречи. Шли всю ночь средним ходом, Японские острова давно скрылись из виду, да и не видно ничего не было, снова тучи наползли.