Был бы в нашей литературе такой писатель, как Андрей Рубанов, не напиши он сразу после своей первой вещи «Сажайте, и вырастет» «Великую мечту», «Жизнь удалась», «Готовься к войне»? Стал бы событием «чудесный, нерукотворный» рассказ Дмитрия Новикова «Муха в янтаре», если бы он не был обрамлен другими отличными рассказами – «На Суме-реке», «Куйпога», «Рубиновый вторник»?
Что бы значил и весил Захар Прилепин, срочно не подкрепи «Патологии» «Санькой» и россыпью замечательных рассказов?..
В последние годы у той части общества, что еще следит за литературой, растет потребность в появлении нового поколения писателей. Не просто единичных фигур с единичными замечательными произведениями, а именно поколения. Напористого, свежего, плодовитого.
Время сейчас как раз для литературы. Быстрой, колючей. «Вихревой и взрывчатой», как говорил Сергей Есенин. Но молодежь – талантливая молодежь – пишет словно сквозь то ли дремотную, то ли нервную зевоту. Или преодолевая робость, с мыслью не повторить эвересты написанного до них.
Не бойтесь, не повторите. По крайней мере, потому, что эти эвересты написаны до вас – не в ваше время.
То, куда приложить свои писательские силы, есть. Огромные просторы. Когда-то плодородные нивы, ставшие давным-давно снова целиной. К примеру – русский роман.
Когда говорят, что у России есть три надежные ценности – газ, нефть и литература, то под литературой подразумевают русский роман XIX века. Это действительно одна из главных культурных жемчужин не только России, но и мира.
Но сегодня жанр романа, а в особенности такая его форма, как русский роман, совершенно не востребованы литераторами. Толстые книги есть, а вот романы… Оставлены в прошлом, подобно жанру трагедии? А зря…
В период «золотого века» русский роман был необыкновенно свободен. Не столько в плане содержания, сколько формы. Уже «Герой нашего времени» – это нечто странное для глаз теоретика литературы. Кто там главный? В начале одно «я», через пять страниц это «я» отдается Максиму Максимычу, потом возвращается обратно, затем перекидывается Печорину при помощи его дневника, и первоначальное «я» окончательно исчезает… В общем-то, любой редактор нынешнего толстого литературного журнала (об издательствах сейчас речи нет) скажет автору: «Ну, чего-то вы тут нагромоздили. На ста пятидесяти страницах». В лучшем случае, попросит структурировать, а так – вернет без сомнений.
А сколько лишнего в тоже тоненькой вообще-то «поэме» «Мертвые души». Почти на каждую мелочь, на каждую безделушку Гоголь отвлекается многостраничными «лирическими размышлениями». Опытный редактор вполне ужмет подобный текст до небольшой повести. Если только «стилистические ошибки» не заставят редактора захлопнуть рукопись после десятка страниц.