Никак не получалось забыть жуткий грохот и собственный страх, накативший сразу, стоило лишь осознать случившееся.
Он выбрался наружу, оторопело рассматривая покореженную груду металла. Это и машиной-то язык не поворачивался назвать. Ему везло прежде: никогда не приходилось бывать в авариях, и потому открывшееся глазам зрелище не укладывалось в привычные представления о жизни. Только что все еще было надежно и прочно, и вдруг в один миг разлетелось на мелкие кусочки.
Мужчина повел плечами, прислушиваясь к ощущениям в собственном теле. Неприятно ныло в груди, в месте, которым он приложился к рулевому колесу во время столкновения, но острой боли, помимо той, что терзала позвоночник, вроде бы не было. Его не зацепило. Однако то, что осталось… нет, не от машины – от жизни… Туда даже смотреть было страшно. Рухлядь. Исковерканная судьба и ладно бы только его. В ушах все еще звенел голос бывшей жены.
«Что же ты наделала, дурочка…»
Ник, примчавшийся по его звонку почти одновременно с полицией, переводил ошалевший взгляд с машины на самого мужчину, с трудом сдерживая эмоции. Тронул его за локоть.
– Ты как? Что болит?
Такой же вопрос только что задавал сотрудник ДПС, сейчас занятый составлением протокола. Боль в груди стала сильнее, но все же была вполне сносной. Уж точно меньшей, чем в районе поясницы, где жжение сделалось почти невыносимым.
– Все нормально…
Он повторял эти слова, как мантру, изо всех сил стараясь в них поверить: и тогда, когда даже без консультации специалиста понял, что восстановить автомобиль не удастся; и, глядя, как исчезает собственное тело под толщей медицинской повязки, стянувшей грудь; и осознавая все, что произошло: глупую, детскую выходку женщины, стоившую жизни … ребенку, которого он так и не успел полюбить. Надеялся на благополучный исход даже два дня спустя, когда был оглушен оторопелым шепотом друга, сообщившим о продаже генерального пакета акций. Отец решил идти до конца, и это известие было слишком похоже на столкновение с бетонной плитой. Неожиданно, непонятно и … очень больно. Намного больнее, чем ощущения в измученном теле, но не из-за потери состояния – из-за того, что не находилось мужества хотя бы позвонить. Он запретил другу кому-либо рассказывать об аварии, для встречи с отцом не мог найти оснований, а появляться перед Ариной в таком виде не хотел. Только ее жалости ему не хватало!
«Потерпи еще немного, девочка. Подожди. И прости меня».
Услышать неозвученные слова она не могла, а думать о том, какие мысли могут прийти ей в голову, не хотелось. Но не заслужила Женя того, чтобы терпеть его рядом сейчас вот такого: обессиленного, измученного болью и сомнениями и почти нищего. Голова осталась на месте и совсем не пострадала при аварии, так что он непременно найдет выход… Вот только не было бы слишком поздно…