Стелла с трудом сглотнула.
- Однажды отец приехал в Нью-Мехико. Я думала, он хочет увидеть меня. Я думала… не знаю. Что ему не все равно. Он привез мне фарфоровых лошадей и ковбойские сапоги. Мне было лет десять или одиннадцать. Не знаю. Он задержался примерно на час, и я была так счастлива. Так… счастлива. – Голос Стеллы дрогнул, но она не заплакала. – Я думала, он наконец-то начал заботиться обо мне. – Она покачала головой. – Это так унизительно. Хуже, я даже помню, во что он был одет. Я помню, каким высоким он казался, когда вышел из дверей, и я помню, что он мне помахал, но не обернулся. И разбил мне сердце. Я не знала, что это последний раз, когда я его вижу.
Бью понятия не имел, что сказать. Он понятия не имел, что сделать, чтобы заставить боль исчезнуть из глаз Стеллы. Злость пронеслась по его позвоночнику. Он как будто снова стал ребенком, который нашел мать, плачущей в кровати или на полу в гардеробе. Он почувствовал себя беспомощным.
- Потом я узнала, что в тот день он приезжал посмотреть на меня, не потому что волновался обо мне и не потому что я нравилась ему. Приезжал, потому что неподалеку был лошадиный аукцион, и отец почувствовал себя обязанным заехать. Просто бессмысленная обязанность, как и трастовый фонд.
Бью знал, как выживать в пустыне и на Северном полюсе. Он знал, что делать, если застрянешь в центре океана или в плену у мятежников. Со Стеллой он оказался совершенно не в своей тарелке и чувствовал себя так с той ночи, когда зашел в бар Рикки и увидел ее в маленьких кожаных шортах и с начесом как у Эми Уайнтхауз.
- Что, если Сэйди тоже чувствует себя обязанной, как и Клайв? Что, если она снова исчезнет из моей жизни с той же легкостью, как и ее отец?
Бью провел ладонями по ее волосам к затылку и притянул голову к себе. Со Стеллой он нарушил свои правила. С того дня, как она выбежала к нему с рюкзаком и сумкой, границы стали такими размытыми. Цель казалась расплывчатой.
- Я не позволю этому случиться.
- Как?
Он не знал и вместо ответа поцеловал ее. На краю автострады в Северной Луизиане. Где правила и честь казались очень туманными, и ничего не имело смысла. Ничего, кроме ее красных губ, прижатых к его.
Глава 11
Стелла стояла на пыльной подъездной дорожке обитого белыми досками дома и смотрела на большие двойные двери с буквой «Н», выжженной на дереве, как будто то было заклеймено. Где-то вдалеке гавкали собаки, яркое заходящее солнце отбрасывало тень на край лужайки и вымощенную камнем дорожку.
Дом ее отца. Дом ее сестры. Дом, где она была зачата, но где ее никогда не ждали. Пальцы начало покалывать, и Стелла встряхнула руками.