– Ну как ты? Полегче? Уже не так болит?
– Спасибо. Я видела ту тётю, которая нарисована на картине, которая стоит у вас в углу.
– А где ты её видела?
– Возле папы и мамы, она что-то блестящее сыпала в водичку.
– Слава Тебе, Царица Небесная. Матушка до самой земли поклонилась к иконе Богородицы. Это была Дева Мария, дитятко. Раз Она сама приходила, значит, будешь жить, да ещё и прославишь её, Заступницу нашу. Тебе сейчас дадут козьего молочка. Ты попей, сколько сможешь, и засыпай.
Игуменья перекрестила, нежно погладила меня по голове и ушла. Со мной осталась старенькая бабушкамонашка. Она напоила меня молоком и накрыла одеялом:
– Спи, а я тебе молитву спою.
На другой день, открыв глаза, я увидела в комнате пять сестер. Они все с напряжением и почти со страхом смотрели в мою сторону.
– Думали померла. Ты как уснула, так вот три дня и спала. Матушка сказала не трогать и не будить. Слава Богу, жива. Давай, дитятко, будем тебя снова купать. Тебе же понравилось?
– Да.
Я смогла сесть на кровати, на большее сил не хватило, но и это была большая радость. Меня снова отнесли в баню. Держали в крутом отваре трав. К выгнившим местам приложили какую-то мазь. Весь день возле меня была одна из сестер. Кормили, поили, аккуратно поворачивали, то на один, то на другой бок. На ночь принесли новый матрац, набитый свежим сеном. Через месяц я уже могла подолгу сидеть. А дальше, сначала держась за руки сестер, а потом и сама, начала ходить. Меня выхаживали с христианской любовью и милосердием. Такую добродетель можно встретить лишь в монастыре. Потому что там любовь от Бога, а не из-за корысти или страха. Читать и писать тоже научили сестры. Стали брать с собой на службы. А так старались меня пристроить к монастырской кухне. Из больницы приезжали врачи. Слушали, смотрели, всё хотели взять какие-то анализы, но матушка не дала и они постепенно оставили меня в покое. Теперь я стараюсь послужить Господу и Царице Небесной, чтобы с чистой совестью и в большой радости воссоединиться со своими родителями на небесах.
Сидящие в зале загудели. Некоторые жалели, а некоторые ругались в адрес монашки. Но заинтересованность была очень высокая. Они начали задавать вопросы, крича и перебивая друг друга. Она молчала и почему-то очень внимательно смотрела в мою сторону. Это сейчас понятно почему, а тогда я гаркнула на всех сидящих и, построив, погнала в камеры. Заключенные начали кричать и звать, чтобы еще приходила. И эта худорба, кланяясь уходящим, осеняя их крестом, со слезами на глазах громко и звонко кричала: