– Думаю это лучше произносить на французский манер – piece de resistance.
– Да, знаю. – Она махнула в сторону своей головы, когда встала. – Это дешево, быстро и современно.
– Как скажешь.
– Я так и говорю, – произнесла Сильвия, роясь в своей сумочки и вытаскивая пачку легких Мальборо. – Самое время устроить себе небольшой перерыв. Пойдешь со мной? – спросила она, вытряхивая сигарету.
– В другой раз. Думаю, мне лучше пока еще разок проверить друзей и родственников Джоша Бандо, раз уж ты считаешь его настолько мерзким и презренным.
Скривившись, она указала на изображение Джоша Бандо на мониторе своего компьютера.
– Некоторые даже называли его «Бандит» Бандо.
– Мило.
– Это подходило. Он всегда что-то у кого-то забирал. Думаю, один из его бывших партнеров дал ему это прозвище, а пресса его подхватила.
– С них стало бы.
– Не испытываешь любви к «четвертой власти» [5], а Рид?
– Нет, – прорычал он.
– Думаешь, я смогу продать эту фотографию? – спросила она. На снимке Джош Бандо был таким, каким они нашли его – распростертый на своем дорогом столе, с пальцев капает кровь и собирается в лужицу на ковре. – Любой, кто заплатит цену, сможет поместить этого маленького красавчика на свой собственный персональный компьютер…ну знаешь, как обои или как скринсейвер, или еще что-то.
– Забавно, – ответил Рид, не улыбнувшись.
– Подумала, что ты оценишь юмор.
Но все следы улыбки, которая растянула ее тонкие губы, исчезли. Рид предположил, что Морисетт была куда ближе к «ублюдку», чем когда-либо признает.
Что было вполне ожидаемо. По мнению Рида, Сильвия Морисетт так и не забыла никого из своих бывших мужей или любовников. Она была хрупкой, и совсем не такой жесткой, какой старалась казаться. У нее просто был плохой вкус на мужчин. Как он слышал, Сильвия выросла без отца. По слухам, он оставил ее мать ради более молодой женщины в тот день, когда Морисетт принесли из больницы. Но это были всего лишь разговоры. Предположение, сделанное местными болванами, которые не могли справиться с жестким отношением Сильвии.
Рид не знал правды, и ему было все равно. Или, по крайней мере, ему было все равно до этого момента.
– Ты ведь не сделаешь ничего такого, что повредит расследованию, верно? – спросил он.
– Что? – переспросила Морисетт, но он не купился на ее простодушие.
– Ты слышала меня.
– Пошел ты, Рид! Ты заешь, какой я полицейский.
– В этом то и проблема, – ответил он, вставая со стула, и встречаясь с ее ледяным взглядом. – Ты нарушаешь правила куда чаще, нежели я.
Она посмотрела на часы и нахмурилась.
– Я должна убраться отсюда. Сегодня суббота. Я уже пропустила футбольный матч своей дочери. Снова.