— Лизетт, скажи мне, где я и что со мной будет! — взмолилась Бэлль. — Я знаю, ты добрая женщина, пожалуйста, скажи мне правду.
На первый взгляд казалось, что бояться нечего. Комната была светлой и уютной, каждое утро в ней разжигали камин. Лизетт приносила еду и питье трижды в день, на тарелке лежали даже фрукты. Бэлль дали несколько английских книг и вручили новую одежду.
За окном простиралась пахотная земля. Поблизости не было видно ни одного дома, а дверь комнаты Бэлль всегда была заперта.
— Ма шерри, я тебе очень сочувствую, — совершенно искренне ответила француженка. — Но я всего лишь служанка, и мне велено ничего тебе не говорить. Могу сказать одно: ты в деревне под Парижем. Это все.
— Под Парижем?! — удивилась Бэлль.
Лизетт кивнула.
— Не хочу навлекать на тебя неприятности, — сказала Бэлль, — но ты уж точно можешь ответить, будут ли сюда приходить мужчины и насиловать меня?
— Нет, нет, нет, сюда нет. — Лизетт выглядела испуганной от одного предположения. — Этот дом вроде лечебницы для больных женщин.
— Но я уже не больна. И как со мной намерены поступить?
Лизетт оглянулась на дверь, как будто опасаясь, что их могут подслушать.
— Ты никому не должна говорить то, что я тебе сказала. Тебя собираются вскоре отправить в Америку.
— В Америку?! — не веря своим ушам, воскликнула Бэлль. — Но зачем?
Лизетт пожала плечами.
— Эти люди тебя купили, Бэлль, теперь ты их собственность.
Девочка неожиданно почувствовала тошноту. Она прекрасно понимала, что значит «их собственность».
— И что же мне делать? — спросила она.
Лизетт помолчала, глядя на Бэлль, сидящую на невысоком табурете у камина.
— Мне кажется, — наконец произнесла француженка, — лучше тебе делать так, как они хотят.
Бэлль резко вскинула голову. Ее глаза горели негодованием.
— Ты хочешь сказать, что я должна стать проституткой?
Лизетт нахмурилась.
— Есть вещи и пострашнее, ма шерри: голодать, не иметь крыши над головой. Если будешь сопротивляться, тебя накажут. Однажды сюда привезли девушку с отрубленной рукой. Теперь ей ничего не остается, как отдаваться мужчинам в переулках за пару сантимов.
Внутри у Бэлль похолодело от ужасной картины, нарисованной Лизетт.
— И они на это пойдут? — испуганно прошептала она.
— Они способны и не на такое, — ответила Лизетт. — Я сочувствую тебе всем сердцем, но послушай, что я говорю. Если станешь послушной, научишься подыгрывать господам, за тобой будут уже не так пристально наблюдать.