Символ Веры (Николаев, Климова) - страница 33

- Так не бывает, - прошептал Олег.

- Э, дружок, чего только на свете не бывает. Главное, чтобы никто концов не нашел и кляуз не писал. Насчет концов, - Хартман широким жестом обвел сумеречный пейзаж. - Африка большая, люди в ней пропадают часто. Лев покушал, стадо буйволов прошло, негры остатки снаряги подобрали - и все, никаких следов, никакой пинкертон не найдет. Очень для таких вещей удобное место - эта самая Африка. А кляузы... кто ж их писать то будет? У нас вообще половина кнехтов неграмотна, получку сосчитать умеют и ладно, на что им грамота?

Хартман потер ладони, словно смахивая пыль, и пригладил ус.

- Но ты не тушуйся. - ободрил он юношу. - Я же говорю, такое в какой-нибудь другой, скверной конторе могло бы случиться. А «Тезей» - общество солидное, почтенное, слово у них - что камень. Сказали - завтра в ероплан и обратно, значит так и будет. Ладно, пойду я, а то что-то заговорился с тобой. Бди до утра и это ... с поста ... не отлучайся.

- Почему?.. - прошептал Олег в спину уходящему вахмистру. Очень тихо прошептал, однако Цвынар услышал, остановился и пару мгновений помолчал, не оборачиваясь. И ответил - все также не оборачиваясь, скорее даже самому себе, чем юному собеседнику.

- Хорошо, когда еще не поздно что-то исправить.

И пошел дальше, решительно, быстро, печатая шаг почти как на параде.

Олег немного постоял на нетвердых, занемевших ногах, а затем опустился на колени прямо в тяжелую пыль, хранящую тепло умершего солнца. Юношу колотила дрожь, пальцы тряслись, как у сумасшедшего пианиста. Живот скрутило болезненными спазмами. Олег сбросил шляпу и сорвал с головы повязку, задубевшую от пота и кажется, даже на ощупь соленую.

- Господи... - прошептал он дрожащими губами. - О, господи...

Все, что сказал Ян Цвынар, казалось безумным и нереальным. И в то же время - очень приземленным, логичным и вполне насущным. Прежний Олег, обычный городской житель, мещанин и - по совести говоря - недотепа, не мог и представить себе такого развития событий. Нынешний Олег, малость потаскавший винтовку и солдатские ботинки, понимал, что и такое вполне возможно. Более чем возможно. И это было самым страшным - простая, абсолютно житейская мудрость рассуждений Цвынара.

Мир раскалывался и рушился, как в сказке. Ломались, рассыпаясь в скорбные осколки все надежды и расчеты. Олег попытался вспомнить лица сестер и не смог, хотя последний раз смотрел на их фотокарточку нынешним утром. Образы милых родственников ушли куда-то во тьму, растворились в памяти.

- О-о-о-х, - простонал Олег и свалился на бок, скрючившись в позе эмбриона, подтянув колени к подбородку. Ему стало очень холодно, как будто жаркая, пропотевшая форма подернулась тонким ледком, высасывая из тела последние крупицы тепла. Юноша впервые увидел воочию призрак скорой смерти, а еще - в полной мере ощутил, что от него зависят две других жизни, до которых никому нет дела, кроме старшего брата. Того самого брата, которому Злобный предельно откровенно предсказал остаток жизни в несколько часов. И также откровенно посоветовал уносить ноги куда угодно, немедля.