Хольг честно поразмыслил над сказанным и честно признался:
- Не очень.
- Мораль здесь простая.
Белц склонился вперед, оперся локтями на стол. От этого движения пиджак сливочного цвета, застегнутый всего на одну перламутровую пуговицу, немного распахнулся. Рубашкой негр пренебрегал, и фюрер ганзы заметил краешек уродливого шрама, начинавшийся от ключицы Белца и уходящий ниже. Явственный след от ожога, слишком ровный для случайного.
- Если не хочешь закончить как черный, белый или желтый парнишка, надо быть очень умным. И всегда помнить, что у окружающего мира есть только одна цель - залезть к тебе в карманы. А ты, соответственно, должен успеть залезть в карман к миру и зашить свой. Нельзя расслабляться, нельзя показывать слабину, ни в чем. У нас хорошее партнерство, меня оно устраивает. Но если я не буду регулярно проверять тебя, чего доброго ты попробуешь прокусить меня. Кроме того, а вдруг получится?.. Сантим к сантиму да копеечкой сверху.
- Интересная философия, - качнул головой Хольг. - Только вот так и пулю получить можно? Твой сложный подход к жизни могут и не понять.
- Профессиональный риск, - лучезарно улыбнулся Белц. - Без него никуда. Может таки деньгу приберешь?
- Успею, - сумрачно сказал Хольг. - Пусть лежит и нервирует тебя, выводит из равновесия. Противоречит, так сказать, жизненной философии.
- Эхммм... - неопределенно отозвался чернокожий, закидывая ногу на ногу и венчая всю конструкцию сложенными ладонями. - И?..
- Вот этого не нужно, - холодно и жестко вымолвил фюрер. Очень холодно и очень жестко. - У нас был четкий и ясный уговор. Я свою часть выполнил.
Белц быстро пошевелил пальцами. Золото на сей раз не брякнуло, а отозвалось высоким и чистым звоном. Из-за сложенных пальцев казалось, что Мариан играет на невидимом детском пианино. Хольгу очень некстати вспомнилось, что у него когда-то было такое же... Старое, из расслаивавшейся фанеры, оклеенное клочками бумажных обоев. На таком понарошку играли его ...
Хольг мотнул головой, отгоняя совершенно не нужное и даже опасное здесь и сейчас воспоминание. Глянул на Белца исподлобья, уже с нескрываемой угрозой.
- Видишь ли, друг мой, - сказал перекупщик. - Вот с этим у нас возникла некоторая проблема...
- И какого же рода ... эта ... проблема? - уточнил фюрер, склоняя голову еще ниже.
- Не надо было тебе крошить тех «муравьев» - вздохнул Белц, почти искренне и с явным сожалением. - Это было необходимо, но все равно - лишнее.
Далеко в ночи кто-то завыл. Тоскливо, страшно и долго, на одном нескончаемом дыхании. Может быть одинокий недобитый волк, а может еще кто - Гильермо никогда не слышал подобного и перекрестился, шепча молитву. Очень уж зловещим показался этот вой где-то в направлении севера. И то, что он был далеким, странным образом добавляло ужаса, искажая вполне материальный звук. Как будто мятущаяся душа скиталась во тьме, изливая злобу и ненависть к живым.