Она не знала, говорит он прямо, или в его словах есть некий скрытый смысл, и решила, что, вероятно, отныне и впредь она будет в любой, даже совершенно безобидной фразе видеть тайное значение.
Теперь, после того, как ее поцеловал мужчина, у нее появилось ощущение, что кто-то разбил ее фарфоровую копилку, и теперь ей придется долго выбирать блестящие монетки из острых осколков.
Все направились к выходу с полянки. Только маркиз задержался и поднял что-то с травы.
– Что вы нашли, Джулиан? – спросила Лизбет. – Собираете букет для прекрасной дамы?
– Вовсе нет, – ответил Драйден и улыбнулся, чтобы отвлечь ее внимание. Беспроигрышный прием. Его улыбка неизменно завораживала дам, заставляла их забыть обо всем. А он тем временем спрятал в карман маленький пучок полыни.
Джулиан передал испачканную рубашку лакею, который взял ее, сохраняя бесстрастное выражение лица. Ему приходилось видеть одежду хозяина и в худшем состоянии.
У маркиза была в сундуке дюжина одинаковых рубашек. Будь это Маркварт, его лондонский камердинер, он бы не промолчал. Обязательно последовало бы какое-нибудь язвительное замечание. Но даже лакей позволил взгляду на какое-то время задержаться на лбу маркиза.
Джулиан повернулся к зеркалу.
Проклятье.
Он тяжело вздохнул. Что ж, бросок оказался великолепным и своевременным. Но оперативность требует жертв. Он потрогал небольшую темнеющую шишку, в которой только он и еще кое-кто могли узнать след жестких полей шляпы.
Джулиан признал, что выглядит как разбойник. И еще как дурак. Он чувствовал себя глупцом по многим причинам, хотя это качество никогда не было ему свойственно. Раньше. Но не теперь.
Ему следовало знать. Поцелуи – он узнал это из собственного опыта – изрядно осложняют жизнь, если, конечно, не являются частью необременительной плотской связи.
Он никогда и никого не целовал так, как эту учительницу. Он и не думал ее целовать. Но это показалось таким… необходимым.
Поцелуй, как и следовало ожидать, ничего не решил.
Джулиан думал о нем, лежа на мокрой траве под кустом и глядя в удивительно безоблачное осеннее небо, и позднее, вытаскивая из уха какое-то крылатое маленькое насекомое. Он внимательно слушал, как мисс Вейл отчаянно пытается выпутаться из затруднительного положения, и пожалел, что так и не услышал в ее исполнении непристойную песенку.
Он вернулся в дом в сопровождении оживленно щебечущей Лизбет, которую почти не слушал, наслаждаясь ее живостью и элегантной прелестью. Все эти ее качества были очевидными и, безусловно, привлекательными, но ни одно из них не задевало за живое. С ней было очень легко беседовать, изредка кивая и издавая ничего не значащие восклицания, пока его мысли были заняты совершенно другим.