– Прости... – губы дрогнули, а из-под опущенных век побежали прозрачные капли. – Завтрак уже остыл, я сейчас разогрею, и потом вы сможете поиграть, и...
– Саша! – перебил, замечая, как она вздрогнула от звука его голоса. – Саша, посмотри на меня...
Ее затрясло, и вместо того, чтобы открыть глаза, женщина зажмурилась еще сильнее, лицо исказила гримаса отчаянья, а щеки заблестели от слез. Она опять плачет из-за него...
Это было страшнее всего прочего: несостоявшихся намерений, одиночества, безысходности – снова причинить Саше боль. Он застыл, не в силах пошевелиться, просто стоял и смотрел на искаженное, но все равно дорогое лицо, прикасаться к которому давно лишился права. Впитывал каждую черточку, с ужасом понимая, что ничего не изменилось. Ни в нем. Ни с ней. Он по-прежнему желает ее, жалкий, ни на что ни годный глупец, алчет ощутить это чудо рядом с собой. Стать нужным хотя бы на одно ничтожное мгновенье.
Саша была так близко и так бесконечно далеко. Он чувствовал аромат волос и взволнованное дыхание, а заострившиеся плечи дрожали под его руками, и эта дрожь острыми вспышками отдавалась в ладонях, но как было преодолеть ту пропасть, что пролегла меж ними?
– Не плачь... сердце мое... Ты же знаешь, я не могу видеть твоих слез...
ГЛАВА 38
Саша замерла, не веря, что слышит это в действительности. Почти шепотом, отчего его хрипота стала почти неразличимой и словно повеяло далеким-далеким прошлым. Дыхание мужчины касалось мокрого от слез лица – и делалось теплее. Внутри оттаивало что-то, оживало давно казавшееся мертвым, утраченным, и она боялась пошевелиться, чтобы не растерять такую шаткую и такую желанную иллюзию.
Знала: стоит открыть глаза – все исчезнет. И боялась этого до безумия. Сладкие сны всегда кончаются, а пробуждение чересчур мучительно.
– Дима, а сегодня мы в парк поедем?
Дашин голосок прозвенел рядом, и хрупкая греза в одно мгновенье превратилась в пыль.
– Мамочка, у тебя блинчик горит!
Она дернулась, отстраняясь от Дмитрия, почти на ощупь схватила ручку сковороды.
Даша рассмеялась.
– Его придется выкинуть!
Блин превратился в хрустящий круглый уголек, годящийся разве что для мусорного ведра. Саша стряхнула его в раковину, только сейчас замечая, как дрожат пальцы. И она сама, все еще ощущая на плечах прикосновения мужчины. Его присутствие обволакивало, накрывало с головой, тянуло в запретную глубину, будто в омут, и не было ни сил, ни желания сопротивляться. Больше всего на свете хотелось отклониться назад, прижаться к груди и утратить связь с реальностью хотя бы на время. Не думать ни о чем.