– Александра, Вам не приходило в голову хоть раз прислушаться к данным рекомендациям?
Таким я видела его впервые. Кирман был в бешенстве, хотя мне никогда не приходило в голову, что это мужчина способен на подобные эмоции. В глазах полыхал огонь, но не тот, что я видела всего несколько часов назад: не страсти – гнева и раздражения. На скулах дергались желваки, делая красивое лицо непривычно жестким, даже ноздри раздувались, будто он изо всех сил пытался сдержать себя.
– Что-то случилось? – я отступила к стене, пугаясь столь неожиданных перемен в любимом человеке.
– Случилось! – он прогремел в ответ, заставляя всех в кабинете замереть. – Случилось то, что Вы в очередной раз проявляете самоволие! Я дал весьма четкие указания, а Вы опять поступаете по-своему!
– Но я только хотела...
Он прервал мой жалкий лепет об обилии работы еще большим возмущением.
– Довольно! Я устал от Ваших выходок и не собираюсь их больше терпеть! Можете быть свободны. За расчетом придете на следующей неделе.
Это не могло быть правдой. Мой любимый мужчина, который еще несколько часов назад заставлял меня стонать от наслаждения в его руках, не мог оказаться настолько жестоким лишь оттого, что я не послушалась в такой мелочи. Он ведь шутит... Наверняка, шутит...
Но на его лице не просматривалось ни капли веселья, и с каждой минутой мне становилось все страшнее. Что происходит? Что могло случиться за такое короткое время, чтобы нежный и любящий человек превратился в разгневанного монстра?
Павел попытался вступиться за меня.
– Филипп Аланович, это какое-то недоразумение. Вы же знаете, Саша всегда...
Разворачиваясь к парню, Кирман рассвирепел еще больше:
– Я знаю, что Ваше рабочее место точно не в этом кабинете! Знаю, что сейчас Вы лезете туда, куда Вас никто не звал! Хотите быть следующим на бирже труда? Извольте! Забирайте эту девицу, и валите прочь, оба.
Плакать не приходилось так давно, что затуманившие глаза слезы стали неожиданностью для меня самой, а дыхание сбилось от сдавившей грудь обиды. Что произошло? Ведь не в Пашке же дело, не в дурацкой ревности, внезапно возымевшей силу?
Я пыталась прочитать хоть что-то на его лице, но видела лишь кипящий гнев, а в сгустившейся тишине помещения, казалось, слышно, как рвется наружу мое перепуганное сердце.
– Спустя десять минут вас не должно здесь быть, – бросил он напоследок, и не глядя на меня, покинул кабинет.
Не обращая внимания на окружающих, я разрыдалась. Рухнула на стул, не замечая, как слезы растекаются по раскиданным на столе бумагам, оставляя на тех неровные, мутные пятна. По-прежнему не получалось поверить в произошедшее, а в ушах все еще звенел крик Филиппа.