До начала “второй чеченской” в Грозном, в специально отведенных местах, вывешивались списки пленных, рядом скучали редкоусые чеченские юнцы, готовые дать расклад на каждого человека из списка: сколько требуют за него бандиты и в какой срок необходимо внести сумму, чтобы заложник попал в руки родственников целиком.
Сейчас все изменилось – никаких официальных списков. Те редкоусые юнцы, кого еще не нашла пуля и не накрыла взрывная волна, стали носить бороды, кто-то из них спустился с гор и осел в селениях, кто-то продолжал прятаться в горах, но все они так и не перестали быть бандитами. Все.
Сегодня с утра Комалеева можно было увидеть в нескольких километрах от Грозного, там он имел честь побеседовать с российским полковником из ханкапинской военной комендатуры.
Полковник – нервный и невыспавшийся, с покрасневшими (Комалееву показалось – похмельными) глазами, одетый в мятую, но со свежим подворотничком куртку, – спросил:
– Все воюешь?
А для Комалеева прозвучало тоном подпоручика из известного фильма: “Все поешь?”
Действующий полковник и бывший военный журналист ненавидели друг друга. Из-за того, наверное, что не понимали или не хотели понять.
Комендант сказал:
– Ты выкупил одного заложника, но автоматом на его место посадил на порядок больше. Спрос рождает предложение, о чем говорить?
Комалеев бесцеремонно потянул военного за рукав к окну и кивнул на трех женщин, прилетевших в Чечню вместе с ним.
– Ты это им скажи. Это их сыновья сейчас в плену. Те, кто обязан заниматься освобождением заложников, вообще ничего не делают.
Проблема, думал полковник, глядя из окна на русских матерей, проблема... как бы это лучше сказать... индивидуальная – нашел он довольно точное определение. Эти женщины набрали, наскребли нужную сумму, считай, решили задачу в частном порядке, зато усугубили ее для других, таких же несчастных, как и они сами, пополнили список заложников. Кто знает, может быть, вон тот солдат, что появился из-за угла здания с ведром, завтра окажется совсем в другом месте.
Полковник сплюнул через плечо. Потом еще раз. И еще. Трижды, в бога мать!
Здесь, в Ханкале, как ни в одном другом месте, знают о деятельности бывшего военного журналиста, но сказать ничего не могут. Поди скажи матерям: “Нет, мы не разрешаем”. Не разрешаем чего? Законного права видеть рядом своих детей? У них появился шанс, и они не могут не воспользоваться им, не имеют права, каждая из них готова обменять себя на сына.
И спецслужбы закрывают на эту проблему глаза. Ну попытаются они проследить за Комалеевым – раз плюнуть, возьмут банду вымогателей, а через час пленным пацанам, сидящим в подвале какого-нибудь кишлака, перережут гор-то и выбросят трупы на всеобщее обозрение.