Восстановить цепь приведших меня сюда логических рассуждений я не в состоянии.
В голове только одна мысль – все это у меня было.
Когда-то.
Эта прекрасная, как сон, жизнь.
И в этот миг, когда комната идет кругом и слезы текут у меня по щекам, я и в самом деле не знаю, была ли та моя жизнь реальной или воображаемой.
Я делаю шаг к кровати – с той стороны, где лежит Джейсон. Глаза мои уже привыкли к темноте.
Он мирно спит.
Я так хочу того, что принадлежит ему! Хочу настолько, что чувствую это на вкус.
Я бы сделал все что угодно, чтобы заполучить его жизнь. Занять его место. Представляю, как убиваю его. Душу́ или стреляю в голову и вышибаю ему мозги.
Представляю, как пытаюсь быть им.
Как пытаюсь принять эту Дэниелу в качестве моей жены. Этого Чарли в качестве моего сына.
Буду ли я когда-нибудь воспринимать этот дом своим?
Смогу ли спокойно спать ночью?
Смогу ли смотреть Дэниеле в глаза и не думать о страхе на лице ее настоящего мужа за две секунды до того, как я отнял у него жизнь?
Нет.
Нет.
Нет.
Просветление – болезненное, пристыжающее – приходит ровно в тот миг, когда потребность в нем остра, как нож.
Бремя вины и все эти мелкие разности превратили бы мою жизнь здесь в невыносимый ад.
Я никогда не приму этот мир как свой.
Не смогу.
И не хочу.
Я – не тот человек, который сейчас спит передо мной.
Меня не должно здесь быть.
Выхожу из комнаты. Спускаясь вниз, ловлю себя на том, что, даже обдумывая этот вариант, я уже отказывался от поисков моей Дэниелы.
Отпускал ее.
Списывал со счетов как нечто недостижимое.
Может быть, так оно и есть. Может быть, у меня нет ни малейшего шанса отыскать обратный путь к ней, Чарли и моему идеальному миру. К той песчинке на бесконечном пляже.
Но у меня еще осталось две капсулы, и я не опущу руки, пока не использую все возможности.
* * *
Я иду в благотворительный магазин и покупаю новую одежду – джинсы, фланелевую рубашку, черный бушлат.
В аптеке приобретаю туалетные принадлежности, а еще блокнот, пару ручек и фонарик.
Снимаю комнату в мотеле, выбрасываю старую одежду и принимаю самый долгий в своей жизни душ.
Вода с меня сбегает серая.
Стою перед зеркалом и вижу себя прежнего. Разве что скулы стали заметнее, а щеки втянулись.
Сплю долго, за полдень, а потом еду на поезде в Саут-сайд.
На электростанции тихо, солнечные лучи косыми полосами делят генераторную на несколько частей.
Сидя у двери куба, открываю блокнот.
С самого пробуждения я размышлял над тем, что написала в прощальной записке Аманда. О том, что я ни разу не коснулся своих чувств.
Что ж…
Мне двадцать семь лет. Целое утро я проработал в лаборатории, и все идет так удачно, что я готов отказаться от вечеринки. В последнее время я часто так и делал – пренебрегал друзьями и какими-то социальными обязательствами ради того, чтобы провести еще несколько часов в «чистой комнате».