Я киваю.
– Знаешь, где находишься?
Снова качаю головой.
– Узнаешь меня?
Показываю, что нет.
– Меня зовут Лейтон Вэнс. Я – главный по административной и медицинской части. Мы – коллеги и друзья. Мне нужно снять с тебя эту одежду. – Он отцепляет контрольно-измерительное устройство, берет хирургические ножницы, разрезает джинсы и трусы и бросает их на металлический поддон. Потом принимается за рубашку. Я смотрю на лампы и стараюсь не поддаться панике.
Но как не паниковать, если ты голый и пристегнут к каталке!
Нет, напоминаю я себе. У меня галлюцинации. Мне только кажется, что я голый и пристегнут к каталке. Это все ненастоящее.
Лейтон поднимает поддон с моими туфлями и одеждой и передает кому-то, кого я не вижу.
– Проверьте всё.
Торопливые удаляющиеся шаги.
Чувствую резкий запах изопропилового спирта, а секундой позже Лейтон протирает участок кожи у меня под мышкой.
– Возьмем немного крови. – Он накладывает жгут над локтем и берет с инструментального столика шприц для подкожных инъекций.
Дело свое Вэнс знает – я даже не чувствую укола.
Закончив, он отвозит каталку к дальней стене операционной со стеклянной дверью и сенсорной панелью рядом с ней.
– Не могу сказать, что сейчас тебя ждет самое интересное. Если ты дезориентирован и не помнишь, что сейчас будет, то это, наверное, к лучшему.
Пытаюсь спросить, что же сейчас будет, но слова не даются, ускользают. Лейтон пробегает пальцами по экрану. Стеклянная дверь открывается, и он вкатывает меня в комнату, где едва помещается сама каталка.
– Девяносто секунд. Все будет хорошо. Из подопытных еще никто не умер.
Шипит пневматика. Дверь закрывается.
Я вытягиваю шею.
Утопленные в потолке лампы испускают холодный голубой свет.
На стенах по обе стороны от меня какие-то хитроумные апертуры.
Легкий, суперхолодный туман опускается с потолка невесомой дымкой и покрывает меня с головы до ног.
Я невольно напрягаюсь. Выпавшие на коже капельки замерзают. Меня трясет от холода, а между тем стены палаты начинают тихонько жужжать и гудеть. Из отверстий с шипением вытекает белый пар.
Шипение усиливается.
Пар хлещет потоком.
А потом как будто выстреливает.
Две противоположных струи бьют одна в другую над каталкой. Густой туман застилает верхний свет. Там, где туман касается кожи, замерзшие капли взрываются.
Вентиляторы включаются на обратный ход.
Секунд через пять весь газ из камеры откачан. Остается только странный запах, напоминающий тот, что бывает в летний день перед самой грозой, – сухой молнии и озона.
Результат взаимодействия газа и суперохлажденной жидкости – шипящая и обжигающая, как кислотная ванна, пена на коже.