Дело в том, что уже сама по себе жизнь может быть приключением, считала она. Именно таков тайный смысл («подтекст», как сказали бы теперь) всех тех, столь любимых ею, книг. Да и существует ли какой-то иной способ прожить жизнь? И приключение совсем не обязательно должно быть связано с пиратами, бегством от опасности и спасением. Оно может заключаться, например, в постоянном умственном напряжении. В предположениях. В попытках представить себе. Вообразить. На что, собственно, писатели тратят свое время? Ведь писатели – это самые неприключенческие души на свете, не так ли? Сидят с утра до ночи за письменным столом и что-то себе воображают.
Но ничего подобного она никогда интервьюеру говорить бы не стала. Разве что подмигнула бы ему покровительственно, поджала иронично губы и, словно дразня, ускользнула в сторону от тех истин, на которые он намекает.
Я начну историю своих приключений…
Ключ она положила под кусок каменного ананаса. Интересно, думала она, как это Фредди ухитрился расколоть крикетной битой такую штуковину? Вот если бы боевым топором… Но она не знала даже, кто из тех, в серебряных рамках, Фредди. Она могла бы, наверное, спросить у Пола, ей, пожалуй, даже следовало бы спросить, но она так и не спросила: «Кто из них кто?» Не попросила: «Расскажи мне о них». Может быть, когда они лежали рядышком в постели, момент для этого как раз был вполне подходящий? А может, Пол и не стал бы отвечать на ее вопросы, и на лице у него возникло бы такое выражение, словно он отведал какой-то гадости?
Теперь она этого уже никогда не узнает.
Возле парадного крыльца к стене был прислонен ее велосипед – потенциальная улика, которая так никому и не понадобилась, чтобы разгадать совершенное ею «преступление». Сперва она, взявшись за руль, просто вела велосипед по гравиевой дорожке и лишь потом вскочила в седло, отчего-то задыхаясь и хватая воздух ртом. Ей было немножко больно там, между ногами, где седло касалось неких сокровенных местечек. Она подобрала юбку повыше и подоткнула ее. Теплый прозрачный воздух дрожал и переливался вокруг нее, словно легкая пелена.
И Джейн вдруг охватило мощное чувство свободы. Ее жизнь только еще начинается, она вовсе не кончилась потому, что Пол собирается взять в жены другую. Впоследствии она так никогда и не сможет объяснить даже самой себе эту столь нелогичную и совершенно неожиданную перемену в собственном настроении. Как если бы этот день вдруг взял и вывернулся наизнанку, как если бы то, что она оставляла сейчас позади, не было погребено в особняке Апли и утрачено для нее навсегда. Напротив, оно словно вырвалось оттуда, вынырнуло на поверхность, разлилось в воздухе, и она с наслаждением этот воздух вдыхала. Нет, этой перемены в себе она никогда объяснить не сможет, однако охватившее ее в тот момент чувство отнюдь не ослабеет, даже когда она узнает – а это произойдет достаточно скоро, – до чего этот день и впрямь оказался вывернутым наизнанку. Разве может жизнь быть одновременно и столь жестока, и столь щедра к одному и тому же человеку?